Стукач рисковал уже тем, что задержался на час, чтобы передать ей известие от Икса: он может навлечь на себя не только трясучку, но и неудовольствие повелителей. Зоя была так погружена в собственные чувства, что об этом даже не подумала.
– У тебя будут неприятности из-за того, что ты сюда пришел? – спросила она.
Стукач пожал плечами.
– Если об этом узнают? – ответил он. – Ага, наверное. Но после той гадости, в которую я превратил свою жизнь, со мной нельзя сделать чего-то такого, что я не заслуживал бы.
Он уставился на свои руки – просто, чтобы на что-то смотреть. Они были мозолистыми, сбитыми – и пустыми.
– Вот ты сказала, что меня не судишь? – добавил он наконец.
– Ага, – подтвердила Зоя.
– А должна бы, – возразил он. – Я совершенно не такой, как Икс. Хотел бы быть таким, но…
Зоя не знала, что говорить, и промолчала.
– Знаешь, за что я зарезал того парня? – признался Стукач. – Он вел себя, как говнюк, а я был не в настроении. – Он помолчал. – Я всю жизнь был не в настроении.
Зоя не имела желания слушать дальше.
– Тебе не обязательно это рассказывать, – сказала она.
– Но я хочу, – негромко признался Стукач. – Когда я его убил, то выгреб деньги из кассы и сбежал. Больше не разговаривал с женой и дочкой… а что бы я стал им говорить? – Он опять сделал паузу. – У дочки был аутизм. Она не разрешала себя обнимать. Это, типа, было для нее перегрузкой. Она просто шла вразнос. Ей сейчас восемь. Наверное, понятия не имеет, жив я или нет. – Стукач отвел взгляд. – Так что, короче… ага… ты можешь меня судить.
Теперь уже самой Зое пришлось смотреть на свои руки.
– Ты жалеешь? – выдавила она наконец.
– Господи, еще бы! – ответил Стукач. Он стянул с себя шапку, снова открывая те жуткие ссадины, которые сам себе устроил. – Знакома с моим лбом?
Зоя нахмурилась: смотреть на его лоб во второй раз было ничуть не легче, чем в первый.
– Раскаяние должно было бы как-то засчитываться, – проворчала она.
– Разве? – не согласился Стукач, снова надевая шапку. – Не уверен. Сказать, что тебе жаль, довольно легко… особенно после того, как тебя поймали.
Зоя спросила, не хотелось ли ему попытаться навестить жену и дочь, когда его выпускают из Низин.
– Мне слишком стыдно, – признался он. – У меня было много времени на глубокие размышления, и вот что я скажу: нельзя устроить такое, что я устроил моей семье, а потом ждать, что тебя простят. Сердца – вещь хрупкая… по крайней мере, добрые сердца. Лучше пусть они решат, что я был просто страшным сном.
Стукач встал и, морщась, размял ноги и руки. Зоя проводила его до двери. Конфеты в его карманах скрипели и хрустели на каждом шагу.