— Какой ты неловкий! — засмеялась она. — Ксантив, ты похож на мальчика, впервые увидевшего женщину, — и без всякого перехода спросила: — Это правда, что ты был монахом?
— Почти, — с трудом выговорил Ксантив. — Я был солдатом, воспитанным в храме.
— Понятно. Поэтому ты такой молчаливый, — сделала вывод Илона и поинтересовалась с детской бесцеремонностью: — А женщины у тебя были?
Ксантив слегка опешил, но, с другой стороны, ему стало легче.
— Были. Как и у любого солдата.
— Какие-нибудь крестьянки? — допытывалась Илона.
— Ну, я ведь только в душе — простой солдат. Меньше, чем сотней, я не командовал никогда. Даже в Энканосе я был одним из двоих сотников, хотя на всех церемониях выводил только десять человек из ста. И подруги у меня были непростые. Молодые жрицы, в-основном.
— Ты был женат?
— Нет. Я был молод для этого. Но если бы захотел, я мог бы выбрать любую.
— Даже благородную?
— Энканос равняет своих воспитанников с благородными, а своих жрецов — с царями.
— Что такое Энканос? Город, страна?
— Храм. И семья. Наши отцы — наставники, наши матери — храмовые стены, так мы говорили про себя. Энканос — это братство до смерти. Или до отречения. Мы носим двойное имя, второе — название храма.
— Так тебя зовут Ксантив Энканос?
— Да.
— А почему у тебя такое странное имя? Откуда ты родом?
— Из Энканоса, — с улыбкой ответил Ксантив. — Как и все воспитанники храма.
Илона с недоумением пожала плечами, повернулась и пошла к ручью. Ксантив стреножил коней, пустив их пастись, и последовал за ней.
У него перехватило дыхание, он зажмурился, будто ослепленный. Расстелив на траве покрывало, она сидела спиной к нему, ее царская диадема лежала рядом. Вместе с одеждой. Золотые локоны струились по спине, шелковым плащом окутывали точеные плечи…
Стараясь не смотреть в ее сторону, он подошел к самому берегу, сел на камень. Сзади раздался звонкий серебристый смех:
— Ксантив! Почему ты отвернулся?
Он молчал, понимая, что это ужасно глупо, но он просто окаменел и потерял дар речи. Илона подбежала к нему, присела рядом, повернула его лицо к себе. Она улыбалась…
— Почему ты отвернулся? — повторила она. — Разве я не красива?
— Как богиня, — искренне ответил он.
— А почему ты не смотришь на меня? Боишься ослепнуть?
Ее голос был ласковым, гибельные глаза искали его взгляд.
— Ты любишь меня? — сдвинув брови, строго спросила она.
— Да.
— Сильно?
— Очень.
— А… Ты бы умер за меня? — с наивной серьезностью допрашивала его Илона.
Ксантив только улыбнулся.
— Без раздумий и колебаний.
Она обняла его, прошептала:
— Мне никто этого не говорил. Ты хочешь вручить свою жизнь мне? Только мне?