— Она и так твоя. До конца.
— Тогда ты будешь моим. Сними свою одежду.
Он даже не пытался противиться ее чарам. Расстегнув пояс с перевязью меча, он положил его рядом с ее диадемой, сбросил тунику. Подняв почти невесомую девушку на руки, он перенес ее подальше от берега, осторожно положил на мягкую траву, опустился рядом с ней. Он коснулся золотых волос — и ее взгляд стал умоляющим. Больше не было царевны и раба, остались только юная девушка и молодой мужчина. Он целовал ее, сходил с ума от ответного жара, он отдал ей всю любовь, на какую был способен…
Маленькие птички прыгали с ветки на ветку прямо над их головами; утомленная Илона лежала, приникнув к широкой груди Ксантива. Ее глаза были закрыты, губы шептали слова, как заклинание: «Кто ты, Ксантив? Твое прошлое — загадка, твое будущее — неясно. Ты пришел ниоткуда, и, когда ты захочешь уйти в никуда, я скажу — останься. Тебя еще не было вчера, но сегодня мы вместе. Тебя подарили мне Боги. Я не хочу думать о завтрашнем дне, потому что сегодня мы счастливы.»
У нее было все: богатство, юность, красота, она должна была сменить Керха на его троне. Но у нее не было любви, а зачем птице крылья в клетке? Могло случиться, что она никогда не испытает счастья в замужестве: царевны выходят замуж не по своему желанию. А Илона хотела быть любимой, она встретила Ксантива и полюбила сама, и она не хотела другого счастья.
Судьба сыграла с ними злую шутку, подарив такое хрупкое и ненадежное счастье. Счастье всегда ненадежно, но замок любви царевны и раба мог обрушиться в любую секунду, так много ему угрожало.
Они знали, что их союз никогда не будет освящен законом, никогда не будет свадебных торжеств в их честь. Они наслаждались тем, что имели, они до дна пили каждую минуту. Они так жадно жили часы, которые проводили наедине, что до следующего утра были просто в полусне. Они сгорали, как свечи, казалось, еще немного, и они умрут или навсегда сойдут с ума. Но рассвет будил их, и они загорались вновь.
Ксантив знал, что если Керх узнает об их любви, он обречен. Царь никогда не простит рабу, что тот посмел коснуться его дочери. Но страшней грозящей смерти было постоянное ожидание неминуемой разлуки. Илона была дороже всего для Ксантива.
Он не предполагал, что Илона может отвечать такой страстью на его любовь. Она снизошла до него, как богиня до смертного, но он вновь научил ее летать — уже вдвоем. Они почти не расспрашивали друг друга о прошлом, им не нужны были слова — любовь позволяла им видеть друг друга такими, какими их никто не знал.