Но на что разум и гордость тому, кто решил во всем следовать воле Господней? Такой должен отбросить все атрибуты человеческого. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом.
Столпник подхватил прозорливую женщину с чадом на руках, и увлек ее в беспечность юродствующей пляски, скача на своих пружинистых, обнаженных костях вместо ног.
-Во имя Иисуса Христа, принесшего не мир, но меч! – кричит Столпник, простирая съеденные язвами руки к небу, покамест женщина бросается на землю, прижимая к земле сыночка и осеняя себя крестными знамениями.
-Эти христиане опять корчат из себя безумных Христа ради! – презренно взирают на пляску чандалы, стоя в сторонке. – Но Христос сгнил, согласно научной картине мира!
-Во имя Бога Отца, рассыпавшего своих детей по всему миру, но теперь собирающего всех нас в единый кулак!- возгласил Илия, но мгновенно изменился в лице и с выражением бесконечно ядовитого сарказма передразнивает то ли себя, то ли толпу.
-Усмирите этого старика, а не то... – Илия вдруг вцепился в лицо одного из «неприкасаемых» и начал его рвать, как пластилин. Его голос перерождается в гортанный вопль, - а не то я вырву его сердце из груди и сожру сыры-ым!
Илия агрессивно расталкивает хлыстов, продвигаясь к посланникам. Его пытаются толкнуть или ударить в ответ, но его защищают верный Столпник, братья-монахи с реликвиями, а также огромная сила его воли. Толпа в одночасье может сдавить группу христиан и забить до смерти, но религиозные радикалы презирают смерть. Хлыст, как собака, чувствует могучую волю властителя и решается только грязно лаять и плеваться.
-Во Имя Имен, на которое церквям никогда не накинуть свою золотую шапку![1] – но Илия тут же согнулся в позе горбуна и, корча рожу, старческим голосом лепечет.
-Как, как мне дожить до моих серебряных седин в тепле и сытости, монах, ты подумал? Почто ты пришел мучить нас? – и задорным голосом добавил. - Ха, ха, ха, ха! К черту учителей, отцов, пророков! К черту разум! Оставьте собакам свои жалкие чувства, ваши вшивые головы. Теперь имеет значение только одна идея, одна религия и у всех нас отныне одна мать – Война! – тлетворное дыхание святой утробы пахнуло в нежно-розовое лицо гедониста из Центра.
-Война! – истошно кричат монахи-пособники, и защищаясь, и нападая одновременно.
-Война!!! – кричит набожная мать, прорываясь вослед святым мужам на поддержку.
-Война!!! – кричат все, поправшие смерть, фанатично схватившись за последнюю искорку смысла в мире, подобном выгребной яме.
Вот и завязался в узел ремешок.
Избранный Астрал