— Перевернись.
Ромашка перевернулась, и он продолжил работу над ее мышцами, взял ее руку и стал проминать каждый мускул под кожей, каждое сухожилие, каждый сустав. До ломоты проработал ладонь и пальцы. Потом то же самое с другой рукой.
Он взял ее всей пятерней между ног. Ромашка почувствовала его пальцы, желание поднялось, как тепло от уголька, на который подули. Она открыла глаза, посмотрела на него, нависшего над ней как утес, потрогала его член, и желание сделалось сильным. Она села, разомлевшая, подняла на него глаза и убрала с лица прилипшие волосы. Ромашка смотрела так, словно стояла перед Зудиным на коленях, потрогала его снова, взяла в кулак и потянула, ощутила, как он растет, и улыбнулась.
— Дай крем.
Она намазала его, а когда он встал, стала мазать и все остальное, тиская и перебирая пальцами его корнеплодную гроздь, набухшую и унавоженную ее заботливой рукой. Ромашка любила наблюдать, как у него встает.
Зудинн сел, она закинула на него ногу, направила рукой и погрузила на него свое отяжелевшее разгоряченное тело.
Когда они вернулись в предбанник, на столе уже дымился шашлык, сверкали красные и зеленые дольки нарезанных овощей. Ромашка медленно, словно розовое облако, проплыла мимо стола и начала одеваться. Сашка жевал и, не мигая, смотрел на нее.
— У тебя листик к ноге прилип, — сказал Зудин.
— Где? — она картинно повернулась и посмотрела на себя через плечо.
— Под попой.
Она взяла себя за одну ляжку, потом за другую.
— Чего ты мелешь!
— Я — для Сани. Твои ноги сводят его с ума.
— Саш, ты чего? — улыбнулась она.
Сашка кивнул и заулыбался еще шире.
— Они же толстые, — Ромашка надела трусы и повернулась перед ним, показывая себя со всех сторон.
— Они идеальны, — сказал Сашка. — Ни у одной девчонки я не видел таких.
— Нет, у меня слишком широкие бедра, и жопа здоровенная. Мне надо похудеть.
— Ты лучше всех, — Сашка помолчал и неожиданно закончил. — У тебя должно быть много детей.
Зудин засмеялся.
— Я серьезно, — продолжал Сашка. — В тебе такая порода, что ты просто обязана ее продолжить.
— Да, порода у меня есть. Мой прадедушка был купец. Аким Иванович Баринов, — сказала она.
— Ты тоже Баринова? Купчиха! — сказал Зудин и все трое засмеялись.
Она так и села за стол с голыми ногами, в трусах, свитере и носках. Уже за столом расчесала волосы и собрала в хвост. Зудин оделся и сел с другой стороны, чтобы она была между ним и Сашкой.
— Дай руку, — попросил Сашка.
Ромашка протянула ему руку, голую до локтя. Он взял ее в свою ручищу как в чашу, как будто собирался гадать, и провел по ней пальцами, перевернул и поводил по тыльной стороне ладони, по пальцам с крепкими, покрытыми красным лаком ногтями.