— Доктор Пател просил передать, если ты хочешь поработать, его лаборатория полностью в твоем распоряжении.
— Очень любезно с его стороны.
Стивенсон стянул с себя скафандр, а точнее говоря сбросил, как ненавистные доспехи.
— Мне пора. ЦУП ждет отчета по курсовой устойчивости.
Командир Стивенсон потянулся к скафандру. Молчанов подобрал его первым.
— Я сам доставлю его в шлюз. ЦУП не любит ждать.
Командир Стивенсон кивнул. Он оттолкнулся ногами от пола и вынырнул из купола головой вперед, прижав руки к бокам.
— Да, чуть не забыл. Доктор Пател просил передать, что ждет сегодня тебя вечером в 9 часов.
— Зачем? — спросил Молчанов.
Стивенсон пожал плечами.
— Он не сказал.
Молчанов выдавил улыбку и кивнул.
Перед глазами Макса стояла белая пелена, сквозь которую выступали выпуклые узоры, прошитые аккуратными стежками на кожаной обивке — идеально ровные, одновременно мягкие и приятные наощупь и достаточно твердые чтобы не оставлять на себе царапины от ногтей. Узоры будто пропечатались на сетчатке, даже несмотря на то, что в кромешной тьме багажника Макс не мог их видеть, а только ощущать прикосновением пальцев.
Макса снова пронзил дикий ужас, тот же самый, который он впервые ощутил, когда крышка багажника захлопнулась. Он хотел закричать, но стало трудно дышать, словно вместе с воздухом он погружал в легкие песок. Тут он, наконец, осознал — он больше не в багажнике.
Макс лежал на больничной койке. Кожу на лице стягивало сухостью, яркий свет исходил отовсюду и обжигал глаза. Приборы пищали отвратительно громко, бесцветная жидкость убаюкивающе булькала в капельнице.
В голове мелькали картинки. Его извлекают из багажника, кладут на каталку, вокруг крутятся разные люди, говорят громко. Потом доктор что-то спрашивает, Макс невнятно отвечает. Громыхают сирены. Макс то и дело куда-то проваливается за границы сознания, а затем вновь возвращается.
Когда Макс пошевелился, Игорь Павлов подпрыгнул на стуле.
— Оу, Максюта, полегче. Не вставай. Сейчас позову врача.
— Не надо, — с трудом выговорил Макс.
Он потрогал губу и наткнулся на подсохшую рану под носом.
— Зубы на месте? — спросил Игорь.
Макс провел языком по зубам и кивнул.
— Ты как вообще?
— Нормально, вроде.
— Что-нибудь помнишь? После того как, — Игорь запнулся, подбирая слова. — Ну как тебя оставили в багажнике.
— Не помню.
Макс соврал. Он помнил отчетливо каждое мгновение, проведенное в железном гробу. После того, как крышка запечаталась, он без устали колотил по ней пока не обессилел. А потом он остался наедине с собой, и говорил. Его разум словно разделился на две противоречащих половинки, готовых спорить по любому поводу. И этот спор, этот длинный диалог был самым сложным и изматывающим в его жизни.