– Я вас слушаю, герцог, что вы хотели мне сказать? – в своем серебристом платье она действительно напоминала клинок, разговаривала таким спокойным, но твердым тоном, что даже этот псих немного остыл. Увидев наяву и так близко человека, про которого столько мечтал, впервые растерялся, даже не зная, как реагировать на такую холодность. В его грезах, в болезненном воображении, такой Изабеллы попросту не существовало. Она должна была броситься ему на шею, целовать и кричать, как его любит, но точно не разговаривать таким ледяным тоном.
– Изабелла, любовь моя, – Респир протянул к ней руку, но она отшатнулась, не дав и коснуться себя, – что они с тобой сделали? Почему ты так холодна? Я пришел забрать тебя отсюда. Мы будем вместе, как в наших мечтах…
– Я не желаю вас видеть граф, – так же спокойно ответила Изабелла, пронзив его ледяным взглядом, – никогда не хотела и не хочу быть с вами. Я вас никогда не любила, а сегодняшним днем будет объявлено о моей помолвке с бароном Тристанским, так что прошу вас впредь не беспокоить меня. Если вы действительно любите меня, оставьте свои мечты и не мешайте мне быть счастливой, – с этими словами девица Карийского рода развернулась и снова скрылась среди гостей вместе со своей свитой.
Респир, окончательно сраженный фактом явления своей любви воочию, даже не нашелся, что сказать, бессильно открывая и закрывая рот в попытке хоть что-то из себя выдавить. Та Изабелла, что на самом деле существовала, вдребезги разбивала все его мечты, не оставляя никакой надежды.
– Но ты же любишь меня, – прошептал он вслед. И эта фраза словно вернула его к жизни, – ты же любишь меня! Ты любишь меня! Любишь! – Респир попытался следом за ней броситься в толпу гостей, но охрана, по сигналу Эдварда, схватила его, не дав и шага сделать. Герцог окончательно утратил всякое самообладание, вырываясь и лягаясь, продолжая что-то выкрикивать вслед Изабелле. Охранники, схватившись за руки, не давали ему броситься следом в толпу, удерживая на месте, но в то же время, помня, что перед ними дворянин, старались не применять грубую силу.
Эдвард уже не смотрел на него, вместо этого глядя на барона Гористара, стоявшего в самой расслабленной позе. Кажется, все происходящее не только не трогало его, но даже забавляло, и лишь легкая улыбка блуждала у него на губах, вместе с самым задумчивым выражением лица. Сейчас этот человек больше всего походил на шахматиста, сделавшего удачный ход и ожидающего реакцию соперника.
– Прошу вас, уведите его отсюда, – попросил Рокфор графа Гористарского, пока все отвлеклись на буйствующего Респира, – герцог Росский и так уже вышел из себя. Не дайте ему окончательно опозорить собственное имя, а заодно и ваше.