. Поездке предшествовал творческий кризис. Получив признание как музыкант у себя на родине и познав артистический успех за границей (Париж — Лондон — Берлин), куда Московское трио выезжало в сезон 1903 г., Шор начал задаваться вопросом “что дальше?". В записях 1904 года он пишет о некоем “духовном перевороте” в жизни, “переоценке ценностей”, о неудовлетворенности концертной деятельностью
[40]. Кризис привел к трем важным вехам в его жизни: идее Бетховенской академии (об этом немного позже), поездке в Бонн на родину Бетховена (1906 г.) и поездке в Палестину.
Впечатлениями от пятинедельной поездки по Эрец — Исраэль Шор поделился в докладе, сделанном в 1908 г. и частично опубликованном на страницах сионистского еженедельника “Рассвет”, выходившего в Петербурге. В докладе он сравнивает “свободный еврейский народ” Эрец — Исраэль, “где учатся свободные дети” и “нашей запуганности и следа нет”[41], с лишенными этой национальной почвы, а следовательно, и смелости самовыражения еврейскими художниками России.
“А если вспомнить нашу гордость — Антокольского[42], который так чудно начал свое художественное поприще народными сюжетами, создавшими ему имя, и который надламывал затем свою душу художника в желании творить из чуждой ему жизни. Стасов[43] — чисто русский человек, не раз заклинал его не отворачиваться от национальных сюжетов. К сожалению, Антокольский это несколько поздно понял и лишь незадолго перед смертью принялся за заканчивание своего старого труда ‘Инквизиция’[44]. Смерть не дала ему вернуться на настоящий путь”.
Шор упоминает в своем докладе и сходную судьбу художника Исаака Левитана (1860–1900), как бы отозвавшуюся на его полотнах грустью среднерусского пейзажа. Левитан, как рассказал Шор, лишь однажды обратился в своем творчестве к еврейской тематике. Узнав о проблесках еврейского культурного возрождения, он посвятил этой теме эскиз — аллегорию: “свет, подымающийся из — за руин Иерусалима и радостно освещающий дорогу возвращающимся из голуса [галута, т. е. стран рассеяния (букв, изгнания) евреев. — Ю. М.] измученным, изнуренным сынам народа — изгнанника”[45].
В Палестине Шор стал свидетелем зарождающейся национальной культурной жизни, увидел, как создаются и множатся еврейские школы, налаживается выпуск еврейских периодических изданий на языке иврит. Дав в начале мая 1907 г. в Иерусалиме лекцию — концерт, Шор обнаружил для себя заинтересованную в еврейской музыке публику. Заметив разницу между духовной и эмоциональной атмосферой в еврейских общинах России и Палестины, Шор в своем докладе горячо выступает за поощрение искусства на исторической родине еврейства, где “национальный склад” еврейского художника сформируется в условиях свободы, не подавляемый, как в России, атмосферой политического и бытового антисемитизма. Лишь свободно развиваясь, национальное станет не частью, но основой творчества; и тогда еврейское искусство не будет носить характер преодоления чужой культуры и “надламываться” ею, но, наоборот, обогащаться, постепенно сливаясь с современной мировой культурой (сохраняя самобытность еврейского духа) и одновременно внося свой вклад в ее дальнейшее развитие.