деятельность, приносящая осязательную пользу, лучше музыкальной, и я стоял на перепутье, не зная, что предпринять. Но об этом необходимо подробно рассказать. А пока я кончу о Петрове.
Сама идея, заставить класс от времени до времени осмысленно произносить выученное стихотворение, кажется мне в высшей степени удачной. Особенно — скажу — в музыкальном учреждении, где необходимо научиться владеть всеми тонкостями оттенков, ценить паузы, знаки препинания, интонации голоса и т. д. Если всему этому научиться до тонкости на стихотворениях или даже на красивой прозе, то это несомненно может иметь большое значение для выразительного исполнения музыкальных произведений. Таким образом устанавливается глубокая связь между поэзией и музыкой, и одно помогает другому. Если из сотни читателей едва десяток добирается до настоящего смысла стихотворения и только единицы умеют его правильно и красиво произносить, то ясно, насколько дело обстоит хуже с музыкой. Анализируя стихотворения, разбираясь во всех их тонкостях, мы несомненно помогаем и музыке.
В этом смысле попытки Петрова имели огромное значение. Правда, он исходил не из музыкальных соображений, а из чисто литературных, но этим можно иначе воспользоваться для специально — музыкальных целей. Помню я также и сравнение двух одинаковых по теме стихотворений: подробный анализ “Пророков” Пушкина и Лермонтова. Помню, как поразил меня окончательный вывод. Стихотворение Лермонтова сильнее и лучше. В музыке мы найдем сотни таких примеров, особенно в песнях и романсах, где музыка на один и тот же текст чрезвычайно разнообразна. И не всегда самый гениальный композитор бывает прав (“Миньона” Гете — музыка Бетховена, Шуберта, Шумана, Гуго Вольфа, Чайковского, Метнера). Все эти попытки Петрова показывают, какой это был вдумчивый и славный педагог и как мы многим ему обязаны. Он так себя поставил в классе, что малейшее внимание с его стороны необычайно ценилось. Поэтому понятно, как я был счастлив, когда по окончании научных классов получил от него в подарок его хрестоматию, которую долго берег. Он, вероятно, давно умер, так как уже в начале 80‑х годов был немолодым. Пусть мои запоздалые воспоминания и сердечная благодарность явятся венком на могилу славного, честного, благородного старого учителя, воспоминание о котором и сейчас живо в моей душе.
К моему глубокому сожалению, я учился у Беггрова только два сезона. За это время я выступал уже на вечерах и успел зарекомендовать себя с хорошей стороны. Помогало мне много и то, что брат мой Лев был одним из лучших учеников Беггрова и действительно хорошо играл, так что имя Шор было уже в некотором роде рекомендацией. Я ему вообще многим обязан.