Билли завершил выступление, и Эми наконец заметила Пэтти.
— Вы знаете, кто я? — спросила Пэтти.
Эми, растерявшись, отрицательно покачала головой:
— Извините, но я вас не знаю.
— Я — Пэтти. Пэтти Харни. Сестра Билли.
— А-а, понятно.
Эми протянула руку для рукопожатия, но Пэтти проигнорировала ее жест.
— Я его сестра-близнец, — добавила она.
Эми убрала руку и недоуменно уставилась на Пэтти.
— Билли прошел через мясорубку, — сказала Пэтти. — Вы знаете, что с ним произошло?
— Я… Э-э… Мне жаль, что… что такое с ним…
— Так вы знаете, не так ли? Вы, наверное, знаете о нем все. Потому что проводите расследование в отношении него. Вы знаете, что произошло с ним и его близкими родственниками?
Эми ничего не ответила, но Пэтти видела, что собеседница напряглась, приготовившись к обороне.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, Пэтти?
— Ну конечно же можете, Эми. Вы можете держаться подальше от моего брата. Это очень мне поможет.
К тому моменту Эми уже успела перейти в разговоре из режима холодной вежливости в режим враждебности:
— А вам-то какое дело?
— Большое дело, черт возьми, Эми, очень большое. И вам лучше иметь в виду, что я не шучу.
— О-о, я вижу.
— Вы когда-нибудь имели дело с полицейским, который очень зол на вас, Эми?
Эми поднялась со стула и встала лицом к лицу с Пэтти:
— По правде говоря, нет. А вы когда-нибудь имели дело с прокурором, который очень зол на вас?
Пэтти позволила себе улыбнуться. Эми, со своей стороны, выдержала ее пристальный взгляд.
— Держитесь подальше от моего брата, — повторила Пэтти, растягивая слова.
— Я буду здесь всю неделю, — пообещал я, прежде чем выключить микрофон и прикрепить его обратно к подставке. Затем я взял смартфон, нажал пальцем на иконку, чтобы загрузить видеозапись на нашу со Стюартом совместную страничку в «Фейсбуке», и сошел со сцены.
Бармен уже подготовил бокал с бурбоном и «прицеп» — бокал пива, который следовало выпить вслед за виски. Это было с его стороны своего рода выражением благодарности по отношению ко мне. Он, похоже, думал, что мои комедийные выступления притягивают людей в его заведение. Я не знал, соответствует ли это действительности. По собственному желанию я обычно выходил на сцену похохмить, чтобы спустить пар, отвлечься от того, что меня тревожило. Можно сказать, юмор был способом разобраться с самим собой. В других случаях, когда я был не в настроении, но чувствовал себя в какой-то степени обязанным подняться на сцену, я переходил на «автопилот» и попросту вытаскивал из своего «архива» анекдоты, которые накопились в памяти за много лет. Мой мозг работал именно таким образом. Спросите у меня пароль для входа в «личный кабинет» на интернет-сайте моего банка — и мне непременно придется посмотреть в записи. Спросите, какой анекдот рассказал мне Ричи Стетсафаннис в четвертом классе школы, — и перескажу его слово в слово.