Не учла Надежда еще одного важного расхода. Она о нем на то время не подозревала. Лишь через пару недель узнала — ей предстоит сделать аборт.
Это сообщение отключило ее на какое-то время от жизненного процесса. Сидела и глядела в одну точку. По утрам машинально подымалась, кажется, что-то ела, шла на работу. Так же машинально мыла полы в кабинетах, на лестницах. Чего-то она ждала. Позже поняла чего: осознания случившегося. Оно пришло, лучше бы не приходило. Осознала — ей придется убить своего ребенка…
Закрывшись в комнате, дала волю слезам. Громко рыдать было нельзя, не хотелось, чтобы слышала хозяйка. Поэтому рот прикрывала ладонью, и слезы лились сами по себе. Удивительно — она совершенно забыла о человеке, с которым жила и который имеет прямое отношение к этой зарождающейся жизни. Имела в виду только себя. И если бы кто сострил, напомнив о «непорочном зачатии», она бы вполне серьезно согласилась.
Люба-мама привила Наде убеждение, что дети рождаются от любви.
Надя любила этот комочек внутри себя. И просила прощения — у нее нет возможности позволить ему явиться в этот мир. На поверку она оказалась ни к чему негодной. Разве что полы мыть…
Но за то долг ее папашки увеличился еще на один, чуть ли не самый весомый, пункт.
* * *
Заходя в операционную, она провела рукой по животу, шепнув: «Прости!»
Надежда уже лежала на операционном столе, когда медсестра спросила:
— А вы будете за обезболивающий платить? У вас за укол не заплачено.
У Надежды денег не оставалось совсем. Она на операцию заняла у напарницы по работе. Поэтому ответила:
— Мне не нужен укол!
Медсестра удивленно качала головой, а пожилой доктор, натягивая перчатки, благодушно проворчал:
— Молодец, девушка! Немножко потерпит, но зато — никаких последствий. В смысле — деток еще нарожает… А то обколются этими уколами и не чувствуют ничего, что там у них выскребают. Вот и получается — все почистят, а потом плоду не за что зацепиться!
Доктор говорил и говорил, ловко орудуя инструментами, заодно отвлекая пациента. Медсестра стояла рядом, держа Надежду за руку. Наде казалось, от боли у нее вылезут глаза. Из закушенной губы текла струйка крови… Но кричать она не имеет права: боль — это самое малое, чем она может заплатить за убийство…
* * *
После операции Надя резко ощутила свое одиночество. Ей казалось, ее окружают одни враги! Значит, рассчитывать можно только на себя. Даже в малом ей никто не поможет. Хотя для Нади сейчас малого нет, все — по-крупному.
Собирала деньги буквально по копеечкам. Радовалась, когда напарница предлагала «халтуру». Экономить можно было только на питании. Она не ходила никуда вечерами, закрывалась у себя в комнате. Съев скудный ужин, состоявший из чашки чая и ломтика намазанного маслом хлеба, Надя садилась за газеты, просматривая статьи о депутате их края, Вихрякове Платоне Федоровиче, иногда попадались фотографии. Наде хотелось найти хоть какое-то известие о его семействе.