— Проходите, дядя Витя, — пробормотала Вера, отступая.
— Чайку можно? — Дядя Витя протянул ей цветы, пышные розовые пионы. Вера машинально взяла. — Я конфетки захватил. Посидим, поговорим. Ты как, девочка, справляешься?
— Нормально. — Вера направилась на кухню, нечего баловать. Подумала и спросила, ругая себя за малодушие: — Мы на кухне, ничего?
— Люблю на кухне, — сказал дядя Витя. — Мне покрепче!
— Коньяку хотите?
— Хочу! — Дядя Витя потер руки. — Люблю коньячок в хорошей компании. Лимончик есть?
— Может, мяса?
— Поздно, Верочка, на ночь не ем, диета. Вот доживешь до моих лет… то нельзя, это нельзя, так и живешь. Как Паша? Вот горе-то! Навестить можно?
— Без перемен. Можно, но он все равно без сознания. — Вера поставила на стол бутылку и две рюмки. — Мне чуть-чуть.
— Что говорят врачи?
— Что они могут сказать… Говорят, все будет в порядке. Надо ждать и надеяться.
— Скорей бы, — скорбно вздохнул дядя Витя, разливая коньяк. На среднем пальце левой руки блеснуло массивное золотое кольцо-печатка. — Нам его очень не хватает. Давай, моя девочка, за здоровье Паши!
У Веры потемнело в глазах, и холодные колючки побежали вдоль хребта. С усилием сглотнув, она взяла рюмку. Дядя Витя опрокинул махом, закрыл глаза от удовольствия, шумно вдохнул через нос:
— Хороший коньячок!
Дядя Витя жевал лимон и, улыбаясь, смотрел на Веру. Румянец на скулах стал багровым. Веру передернуло от отвращения, она чувствовала, как ее захлестывает волна ненависти, ей хотелось закричать: «Говори, чего надо, и пошел вон! И не называй меня своей девочкой!»
— Всем сейчас трудно, — приступил к делу дядя Витя. — Компания на тебе, Паша в больнице. Да еще и твоя сводная сестра…
— Откуда вы знаете? — вырвалось у Веры.
— Слухами земля полнится, — туманно ответил дядя Витя.
«Светка! — догадалась Вера. — Шпионка чертова! Уволю гадину!»
— Я могу ее увидеть? Татьянку.
«Татьянку»! Веру снова передернуло. Все в дяде Вите вызывало в ней протест: слова, жесты, сочувственно-скорбная физиономия, даже кольцо-печатка! Она скользнула взглядом по рукам дяди Вити и заметила, что ногти у него покрыты бесцветным лаком.
— Она у себя, почти не выходит… — Она с трудом заставила себя отвести взгляд от сверкающих ногтей дяди Вити.
— Семь лет — немалый срок, — сказал дядя Витя, и в голосе его Вере послышалось осуждение. — Как она?
Вера пожала плечами.
— Узнать можно? Сильно изменилась? — настаивал дядя Витя, и Вера поняла, что перед важным разговором он, как опытный интриган, ищет слабое место, собираясь уколоть побольнее. Господи, ну что мама находила в этом подонке, уже в который раз подумала Вера. Друг сердечный…