— Подпоём? — предложил Горька. И, прежде чем Сашка успел что-то сказать, его друг оттолкнулся от дерева, поднял голову и завыл, как волк в лунную ночь — мастерски подражая этому вою.
Сашка повернулся к нему всем телом. Ему показалось, что рядом в самом деле стоит волк. Подражать голосам тех или иных животных умели в отряде все, научила жизнь… но сейчас сходство было полным.
Нет, всё-таки это Горька… Он выл самозабвенно — дрожала кожа на горле, выступили вены и жилы, а в глазах дробилось и плыло отражение Неразлучного.
Сашка хотел было спросить: "Ты что, с ума сошёл?!" Но ощутил вдруг, как в его теле напрягаются все мышцы, как он превращается в натянутую между землёй и небом дрожащую струну — а Неразлучный вибрирует, как бронзовый старинный гонг, рождая в этой струне жуткую, дикую мелодию…
"О чём ты поёшь, брат мой волк? Может, о том, что злой чужак походя разорил твоё логово и унёс волчат? Или о том, что погибла твоя верная подруга? Может, плачешь ты над её окровавленным телом? Или нет, и был удачным загон, и ты свалил добычу, и вой твой не плач, а радость? Может быть… Я не понимаю, о чём ты поёшь, брат мой волк. Я человек, но логово моё сожжено, и подруга моя умерла у меня на руках. Я тут, я в лесу, я подпою тебе, брат мой волк…"
Странное чувство пронизало каждую клеточку тела юноши. До предела обострились все ощущения, — запахи хлынули в мозг, перед глазами всё поблекло, но он и так мог легко сказать, что происходит вокруг в радиусе километра, не меньше…
…и, вскинув к небу свой нож, Сашка завыл, сплетая свой голос с голосами Горьки и далёкого волка.
В течение ещё нескольких дней они оставались на этой поляне. Мирко застрелил огромного свинобыка, шкура которого пошла на новую обувь, а мясо решили провялить. Они приводили себя в порядок, отъедались и отдыхали. Горька в невесть какой раз перечитывал давным-давно найденную книгу — исторический роман о лётчике Покрышкине. Люська посадила Дика, Олмера и Машку писать в блокноте Горьки сочинения на тему "Современный город".
У одного Сашки не получалось отдохнуть как следует. Он много думал — а это отнюдь не лучший вид отдыха.
* * *
Как оказалось, они остановились в каких-то двадцати километрах от края болот. Двинувшись в путь рано утром и не особо спеша, они к четырём часам дня уже шагали по обычному лесу, наслаждаясь привычными звуками, твёрдой почвой под ногами и непроходящим ощущением победы и свободы. Шли, довольно широко разбрёдшись по лесу и даже позволяя себе негромко перекликаться друг с другом без имитации голосов птиц и животных.