Впрочем — не все.
Горька продолжал стоять в коридоре, задумчиво глядя в его темнеющую глубину. Сашка, свесив голову сверху, спросил:
— Тебе что, руку подать?
— Я туда, дальше, хочу пройти! — с неожиданным азартом откликнулся Горька. Сашка хмыкнул, но смолчал. — Подумай — крепость Рейнджеров! Когда ещё такое можно будет увидеть; это же настоящее открытие! А я даже рисунков или снимков не помню… — голос Горьки стал почти жалобным.
— Нам-то сейчас что до него? — нетерпеливо сказал Сашка.
— Ну… — Грин коротко пожал плечами. — Понимаешь… мне кажется, что тут никто и не был с того дня, как крепость разорили. В общем, ты как хочешь — а я пойду.
— Погоди, — тяжело вздохнул Сашка, — сейчас я факел сооружу…
…Они шли уже довольно долго, растягивая за собой трос. Подземелье не походило на лабиринт, но на всякий случай стоило принять меры предосторожности — максимально возможные.
Сашка светил факелом. Горька осматривал стены и арки, сделанные в виде всё тех же Огненных Цветов — не найденных пока вживую ни на одной планете! — соединённых в середине потолка вырывающимися из сердцевин языками пламени. На стенах не было ни росписей, ни барельефов; слева и справа тянулись ряды выбитых дверей, за которыми обнаруживались снова и снова скучные пустые комнаты, словно это была казарма… или, может, как раз и была? Похоже было, что подземелье тщательно и профессионально почистили. И, судя по дверям — те, кто разгромил крепость, неизвестные земной науке, но, видимо, страшные противники Рейнджеров.
И всё-таки Сашка не ворчал, осматриваясь с не меньшим интересом, чем Горька. А тот неожиданно и совершенно ни к месту спросил:
— Ты заметил, что наши как-то не очень обрадовались, когда услышали, то, что лётчик сказал?
Сашка посмотрел на него:
— Да ну. Просто они удивились и обалдели. Да я и сам…
— А всё-таки нет, — упрямо и уверенно возразил Грин. И добавил задумчиво: — Знаешь… по-моему, им уже просто трудно себе представить, что где-то есть какая-то война и какие-то земляне. Это для них что-то вроде религии, или даже сказки.
— Ляпнешь тоже… — Сашка поморщился.
— Да? — грустная ирония была в голосе Горьки. — А я вот и сам понимаю, что очень многое забыл. Мне сколько тогда было? Шесть лет же. Куски какие-то, обрывки в голове… Смотри, пыли нет.
Сашка остановился, удивлённый такой переменой темы разговора. И понял только сейчас, что это настоящая правда. Коридор выглядел так, словно его аккуратно убирали. Левой рукой Сашка потянулся за "маузером", но поймал взгляд Горьки и, пожав плечами, неловко улыбнулся: