И снова всё затихло — или ничего и не было, всё показалось?
— Мы уходим, — тихо сказал Сашка.
— Мы уходим, — эхом откликнулся Горька, — но во всяком случае я вернусь сюда…
… - Мы уж думали, что вас засыпало! — Мирко возбуждённым жестом подал руку Сашке. — Пора отсюда уходить, к утру тут уже будут…
— Мы никуда не пойдём, — усмехнулся тот, выбираясь из провала. — Нам надо ещё разжиться боеприпасами!
Лётчику сложили погребальный костёр недалеко от камня со звездой и цветком. Но место кострища и дыру, ведущую в подземелье, скрыли как можно тщательней.
Отряд остался ночевать на вершине холма. Расположились за камнями, не разжигая огня, пожевали вяленое мясо с остатками сухарей — и постепенно все задремали. Уснул даже Сашка, сжимая в руке меч.
Не спал один Горька. Он находился в странно-взбудораженном состоянии, его не отпускало это ощущение с тех пор, как он надел перстень и браслет. Перстень оказался неожиданно узок, но Горька в непонятном ему самому ожесточении буквально натиснул его на мизинец.
Сейчас он пытался уснуть. Не получалось. Его будоражили дики, обжигающие мысли, казавшиеся реальней реальности, совершенно чуждые и его прошлому, и его настоящему. Он делал усилия, чтобы справиться с собой, вернуть привычное холодно-ироничное состояние рассудка. Ничего не получалось и тут.
Власть. слава. Подвиги. Победоносная война. Он сможет не только победить в этой войне, он сможет бросить к ногам Человечества всю Галактику! Почему бы и нет? Всё начинается с кого-то… и династии — тоже.
Да, но есть ещё третья вещь — меч. Меч, без которого ничего не выйдет. Он у Сашки. Надо срочно забрать…
…Горька взглянул на спящего друга. Стоп, именно друга. Меч у Сашки, у Сашки пусть и остаётся… но ладонь Унтерова во сне плотней обняла рукоять, и Горьке почудилось, будто на его глазах лапают его девушку. Он тихо зарычал. На каком основании Унтеров захапал его меч?! Все мелкие, нелепые обиды, когда-либо в обычных мальчишеских отношениях и совместной лесной жизни причинённые вольно или невольно Сашкой Горьке, всплыли на поверхность сознания, будто уродливые чудища океанских глубин, разрастаясь до гротескных, заслоняющих мир, размеров.
Если бы Горька сейчас увидел себя со стороны, он бы отшатнулся в ужасе и омерзении. Юноша выглядел… нет, не старше своих лет, земляне не бывают такими ни в каком возрасте. Глаза злобно горели и щурились, губы подрагивали. Левая рука со скрюченными, как когти, пальцами, лежала на колене, правой он бессознательно стискивал рукоять ножа.
Убить! Убить и забрать меч!
Горька неслышно поднялся и сделал бесшумный шаг, пригибаясь, словно зверь перед привычным боевым прыжком.