— Между прочим, вы видели, что напялила Бранка? — фыркнула Нина. — Её примут за вышедшее погулять пугало!
— Кто тут меня хулит? — на лестнице появились ноги. Бранка в самом деле выглядела живописно — мьюрийская рубаха-лау с подкатанными рукавами, завязанная на животе (пришлось её так напялить, потому что рубаха была мала), серые широкие штаны и потрёпанные сандалии. К этому следовало добавить перепачканное лицо и лохматый чёрный парик. Но сетка в руках девушки была полна консервными банками. — Полюбуйтесь, — она тряхнула сеткой, спрыгивая на пол, — сплошные консервы, и все — калмского производства. Мясные я не брала… а дорогие! — она покачала головой.
— Ты что, за них платила?! — вытаращился Дик.
— Нет, конечно, но цены-то я посмотрела… — она сдёрнула парик и бросила его в угол. — Фух.
— Олмер прав, посёлок на нас плохо влияет, — Мирко как бы между делом протянул руку к банке с каким-то, судя пол этикетке, компотом; Бранка аккуратно убрала банку и метко тяпнула друга за палец. — Ввввай!
— Подожди, пока позовут, — невозмутимо заявила девушка. — Да и Димка с Люсей сейчас придут.
— Кто-нибудь, наших позовите, они там заигрались уже, — Машка встряхнула куртку. — Ну вот, готово. Держи, Олмер.
— Вот спасибо! — просиял немец. Подумал и спросил: — Можно тебя поцеловать?
— Поцелуйся с моим ножом, милый, — угрожающе заявил Дик, играя складником — так, что клинок не был виден над пальцами.
— Ты очень добрый, Дикки, приятель, — прочувствованно вздохнул Олмер.
Сверху спустились оживлённо болтающие городошники. Сашка выглядел гораздо веселей обычного. А почти следом за ними буквально ссыпались хохочущие Димка и Люська.
— Стерео, похоже, хорошее, — вскользь заметил Сашка. — Ну как культпоход?
Люська подавилась смехом и стала расшнуровывать сандалии.
— Ну про что, про что, не молчите, — нетерпеливо заёрзала Галя, — я ведь не была никогда…
— Сложный вопрос, — ответила Люська. — Дим, объясни.
— С удовольствием, — отозвался тот. — Там, значит, есть школа. Здешняя, на нашей планете, но у мьюри, конечно. Директор — ветеран войны, учителя делятся на три категории: хорошие, очень хорошие и один плохой. Педолог.
— Кто? — не понял Олмер. — Ой, то есть, этот… — немец покраснел.
— Да ну тебя! — отмахнулся Димка. — Нет. Педолог — это… — он задумался и обобщил бестрепетно: — В общем, плохой[43]. Ну и всех старших учеников он там с толку сбивает. А один там, в старшем классе, вообще плохой. Пьёт спиртное, курит какую-то траву, в общественной работе не участвует… в общем, неприятный тип.
— И что? — заинтересовалась Бранка.