О наличии или об отсутствии связи с рассказом "Превращение" трудно сказать что-нибудь определенное. Думается, что попытки сближения художественных текстов, осуществляемые на основании какого-либо одного критерия (в данном случае - мотива превращения человека в насекомое*), вообще не слишком продуктивны, поскольку объем подходящих под этот критерий текстов практически всегда оказывается очень велик, а сами тексты слишком разнородны. В нашем случае такое сближение неприменимо вдвойне, так как энтомологический, если угодно, дискурс является одним из самых архаичных и обширных в мировом искусстве: начинаясь изображениями пчел и бабочек эпохи неолита и заканчиваясь произведениями самых последних лет (кроме "Жизни насекомых" назовем, к примеру, недавний роман Ольги Славниковой "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки").
______________ * Можно добавить еще, что Грегор Замза превращается в жука-навозника, а жуки-навозники есть и в "Жизни насекомых", но этот аргумент будет не слишком весомым (разъяснения см. в тексте доклада).
Вести же речь о влиянии Кастанеды на роман Пелевина допустимо как раз потому, что переклички между ними, во-первых, не единичны, а во-вторых, обнаруживаются в составе разных компонентов текста: тем, идей, образов, мотивов и пр., что далее мы и увидим на конкретных примерах.
Прежде всего, поскольку действие книг Кастанеды разворачивается в Мексике, резонным было бы попытаться найти в "Жизни насекомых" мексиканские мотивы, и, на самом деле, в романе - правда, чуть ли не единственный раз появляется собственно мексиканская тема; например, в рассуждениях москита Сэма Саккера* (первая глава): "Знаете <...> я много путешествую, и что меня всегда поражает, это уникальная неповторимость каждого пейзажа. Я недавно был в Мексике - конечно, не сравнить. Такая богатая, знаете, щедрая природа, даже слишком щедрая. Бывает, чтобы напиться, долго бредешь сквозь грудной чапараль, пока не находишь подходящего места. Ни на миг нельзя терять бдительности - с вершины волоса на тебя может напасть дикая вша...". Здесь более всего нас интересует слово "чапараль", постоянно встречающееся в первых четырех книгах Кастанеды. "Чапараль", т. е. заросли жестколистных кустарников, у Кастанеды чаще всего "пустынный" и "густой", и представляется, что семантика именно этих определений обыграна Пелевиным ("чтобы напиться, долго бредешь сквозь грудной чапараль") **.
______________ * Говорящая фамилия: sucker (англ.) - сосун. ** Правда, чапараль, по-видимому, всегда пустынный и густой. Поэтому можно лишь предполагать, что источником знаний Пелевина о чапарале выступили книги Кастанеды.