Но еще, вдобавок, в его глазах явно сквозил признак половой принадлежности. То есть кот смотрел откровенно по-мужски. И от этого взгляда ей становилось неловко.
Она даже переодеваться старалась тайком, стесняясь своего увядающего тела.
Напрасно! Все равно он видел другим зрением и сквозь эту, данную временем несовершенную оболочку для него светилась та, запечатленная в его памяти, как матрица любви.
Завечерело. Сквозь незанавешенное окно просочились сумерки. Его спутница сладко дремала. Кот привычно делился с ней своим теплом. Вдруг легкий шорох за дверью заставил его встрепенуться. То, что стояло по ту сторону преграды, излучало угрозу. Потянув носом воздух, Степан понял, что не ошибся. У порога стоял тот, кто отнял у него его красавицу в те прежние времена.
Лошадиный запах ретивого ахалтекинца, который, взбесившись, унес бесстрашную наездницу в смертельную тьму времени, пробивался сквозь запертую дверь и мгновенно был узнан Степаном.
В свое время конь хитростью не позволил себя укротить. Люди по давней традиции привыкли усмирять страхом. Гоняют животину по кругу с петлей на шее. Чем яростней сопротивление, тем туже затягивается петля. Укротитель должен уловить момент перед удушьем и отпустить удавку тогда, когда конь сломлен и сдался перед лицом смерти. Люди считают, что после этого он признает власть человека и будет послушным. Может быть, да, только этот не подчинился! Вовремя останавливал свой бег по кругу, не позволяя петле победить себя. Так и остался неукрощенным…
Но она любила рисковать и все надеялась приручить его добром…
Сейчас он явился снова. Зачем? Степан не утруждал себя обдумыванием этого вопроса — он действовал. Сорвавшись с теплого места, кот бросился к двери, угрожающе шипя.
Людмила Ивановна проснулась.
— Кто там? — обеспокоено спросила она. За дверью было тихо. Кот бил хвостом, сделав стойку «на старт»! — он видел дальше…
Его дружелюбная хозяйка потянулась к замку, чтобы открыть.
— Не смей! — крикнул Степан, но не был понят.
Когда распахнулась дверь, и тупой удар сбил женщину с ног, кот серой когтистой молнией кинулся на грабителя и, взметнувшись по одежде, вцепился тому в лицо. Взвыли оба, один от ярости, другой от боли.
Вмиг, потеряв зрение, неизвестный с проклятиями, почти на ощупь, выскочил из подъезда и растворился в подступающей темноте. Степан, тяжело дыша, слизывал следы крови с рассеченного лба своей любимой и шептал:
— Ничего! Ничего! Все пройдет, и ты снова будешь носиться по полям на веселом коне. Хочешь, подведу тебе белокурую Конфетку, что так легко переходит в галоп и совсем не опасна? А хочешь, оседлаю пестрого Рябчика?