К этому времени он уже дышал часто и хрипло, беспомощный раб наслаждения, что она ему дарила. Должно быть, то, что она делала, считалось запретным, крайне неприличным, поскольку Дейдре никогда ни о чем подобном не слышала. Впрочем, если уж что-то делать, то надо делать это хорошо, будь то плохое или хорошее. Разве нет?
Дейдре полагалась на его реакцию. Если какая-то из ее манипуляций рождала в нем хриплый стон, значит, она двигается в нужном направлении. Она пыталась запомнить, что именно приводит к желаемому результату, а что нет. Когда-нибудь эти знания ей могут очень пригодиться.
Наконец, он отстранился.
– Господи! – воскликнул Колдер и, приподняв, прижал Дейдре к себе и стал целовать, имитируя языком те движения, что были ей уже неплохо знакомы.
У Дейдре болели челюсти, и она порядком растеряла пыл во время предыдущего эксперимента, но его страсть требовала утоления, и если вначале она просто пыталась ему не мешать, то через какое-то время почувствовала, что желание отчасти вернулось. И, когда он накрыл ее своим телом, она думала, что готова его принять.
Но в тот момент, когда он вошел в нее, Дейдре закричала от боли.
Слишком рано. Колдер понял это сразу, как только начал входить в нее. Там еще не все успело зажить с сегодняшнего утра.
Он вышел тут же, целуя ее губы и без слов моля о прощении. От губ он перешел к другим частям тела, сладковатым, таким как соски, и солоноватым, как то, что ниже пупка и спрятано от глаз. Когда она, беззвучно вскрикнув, попыталась его оттолкнуть, он перехватил ее запястья, не больно, но крепко, а собственным телом развел ее бедра. Она что, никогда о таком не слышала? После того что по собственной воле сделала для него?
Колдер предпочел не углубляться в мысли о том, насколько на самом деле целомудренна его Дейдре, поскольку сейчас ему было не до размышлений. Он должен был как можно скорее подготовить ее для того, чего ему было нужно от нее сильнее всего.
Дейдре поняла, что сопротивляться бесполезно. Она тоже старалась ни о чем не думать, потому что боялась сгореть со стыда, а потом, очень скоро, волшебным образом стыд улетучился, уступив наслаждению такой безумной интенсивности, которая ей и не снилась. Дейдре, сама не понимая того, что делает, выгибалась навстречу его жарким губам и языку, вращая бедрами, хрипло дыша. Он превращал ее в необузданное похотливое существо, в котором ничего не было от прежней Дейдре, такой, какой она себя знала!
За плотно сомкнутыми веками вдруг вспыхнул ослепительный свет. Она будто со стороны слышала какие-то жуткие животные звуки, но кто их издавал – ей было неведомо, волны наслаждения то возносили ее до небес, то бросали в пропасть.