Старик вздохнул.
– Моя дочь права. Это давний спор. Она ворчит по этому поводу уже много лет, а до нее этим занимался Дэниел. Он мечтал о том, чтобы «Валентайн и сын» открылся на Севил-роу.
– А вы не хотите рассматривать такую возможность?
– Том, мне уже скоро семьдесят. Что я могу сказать? Я поздно обзавелся семьей. А теперь вырастил своих детей… и потерял одного из двух. Зачем мне куда-то стремиться? Мы живем комфортно. Не голодаем, не экономим изо всех сил, чтобы оплатить счета, хотя человеку всегда хочется чего-то большего. Но скажи, зачем мне питать мечты о Севил-роу, если «Валентайн и сын» никогда не сможет существовать?
Тому не было нужды смотреть на Иди, он и так знал, что она уставилась на скатерть, слушая прямолинейное заявление отца. Его честность причинила боль Тому, и он мог только догадываться, что должна чувствовать Иди.
– А почему не «Валентайн и дочь»?
Портной на миг оторопел, а затем повернулся к Иди, которая отвернулась, чтобы убрать что-то в буфет, и снова посмотрел на Тома.
– Что ты имеешь в виду?
– Что я имею в виду? Возможно, я ничего не понимаю в вашем ремесле, Эйб, но уверен, что Иди шьет не хуже любого мужчины. – Он не хотел, чтобы это прозвучало как обвинение, но именно это и произошло. Внезапно он пожалел, что завел этот болезненный разговор, понимая, что у Иди слезы навернулись на глаза, и не смея взглянуть на нее. Однако он уже зашел слишком далеко, чтобы отступать. – Не так ли?
– Да, – согласился Эйб, словно его загнали в угол.
Том покачал головой и пожал плечами.
– Я уверен, что вы хотите обеспечить будущее Иди?
– И ты полагаешь, что ее будущее на Севил-роу?
– В настоящий момент я не отличу Севил-роу от улицы, на которой вы живете, но вам виднее. Только вы можете сказать, что моя идея смехотворна.
Эйб кивнул и посмотрел на дочь.
– Иди, дорогая, мы будем пить кофе?
Стоя на пороге между кухней и столовой, она вздрогнула, словно ужаленная.
– Да, разумеется.
– Выпьем его в гостиной, – сказал Эйб и жестом позвал Тома. Он не выглядел счастливым.
Том бросил Иди извиняющийся взгляд, во-первых, потому, что понял, что полез в котел, который не стоило открывать, а во-вторых, за принесенную тарелку с сыром, который так и остался нетронутым.
В гостиной горело небольшое голубое пламя камина, источавшее смутно сернистый запах. Эйб выключил газовое освещение, и в комнате стало еще темнее, а массивная мебель погрузилась в сумрак.
– Присаживайся, Том, – сказал он, опускаясь в удобное на вид кресло у камина. Подождал, пока Том усядется напротив. – Зачем ты подбрасываешь такие мысли в голову моей дочери? Это не приведет ни к чему хорошему.