Не дав себе ни секунды на раздумья, он окликнул ее:
– Э… прошу прощения, мисс?
Она остановилась и повернулась к нему. Отступать было поздно.
– Простите, что задерживаю вас.
– Да? – откликнулась она. Ему понравился ее чуть хрипловатый голос.
– У вас огонька не найдется? – спросил он, радуясь, что его сигарета потухла.
Она покачала головой.
– Мне очень жаль, но нет.
«Нет, он не хриплый, – подумал Джонс. – Он сексуальный». Теперь, когда он видел ее губы, ее голос нравился ему еще больше. Ее губы были яркими и очерченными так же четко, как ее костюм.
Он пожал плечами.
– Тогда, может быть, вы уделите мне минуту своего времени?
Губы, которыми он любовался, слегка улыбнулись.
– Я не кусаюсь, честное слово, – добавил он.
– Чем я могу вам помочь?
– Не могли бы вы посидеть со мной несколько минут?
Она склонила голову набок, словно взвешивая его просьбу, потом посмотрела вокруг, проверяя, есть ли кто-нибудь рядом. Наверное, она пыталась решить, симпатичный он или просто странный. Решение, видимо, было принято в его пользу, потому что она подошла поближе. Либо это, либо ее охватила жалость.
– Я могу постоять с вами несколько минут, – предложила она. – Вы выбрали прекрасное место среди розовых кустов.
– Всего несколько месяцев назад здесь был душистый уголок, – признался он. – Но я между тем предпочитаю зиму, поэтому, возможно, голые кусты роз больше мне подходят. – Он протянул руку. – Меня зовут Джонс, – сказал он, внезапно испытав редкое чувство благодарности за возможность быть живым в присутствии столь ослепительной красавицы.
Темные глаза, казавшиеся черными в тусклом свете, заинтересованно блестели. Она мягко пожала его руку.
– Просто Джонс?
Ее лицо не было ни бледным, ни смуглым – где-то посередине, – а ее щеки очаровательно разрумянились от холода. Волосы цвета безлунной ночи во Фландрии[2] были заколоты сзади, а голову украшала небрежно сдвинутая набок шляпа с полосатым пером, торчащим назад из-под ленты.
– Боюсь, что да, – сказал он, с огромной неохотой отпуская ее руку. – Знаете, мне нравится ваше перо.
Она усмехнулась. Это подействовало на него так, словно он зашел с мороза в теплую комнату.
– Вы потеряли свое имя? – спросила она с легким недоверием.
– И вместе с ним и память, – ответил он и тут же пожалел об этом. Ему хотелось, чтобы это прозвучало как веселое, остроумное замечание. Вместо этого в его словах сквозила беспомощность.
– Вот как. – Теперь она выглядела расстроенной. – Мне очень жаль, я не хотела…
– Прошу вас, не извиняйтесь. – Он поежился. – Я уже устал от того, что все меня жалеют. Мне есть за что быть благодарным, – сказал он, солгав самому себе. Но тут же решил, что в это краткое мгновение своей жизни он не должен ей лгать. – На самом деле это не совсем правда. Я не чувствую никакой благодарности, но вот сейчас я рад, что выжил.