6
Евдоким приезжал с завода, с Кружилихи, поездом. Доехав до станции, он неторопливо шел домой, минуя центр города. С ним был Шестеркин. На углу Сибирской они услышали пронзительный женский визг:
- Держите! Держите вора!
Что-то метнулось в сумерках, пригибаясь. Сейчас же затопали десятки ног. Кто-то кинулся наперерез, - толкнули, схватили, навалились, прижали к земле небольшого мальчишку.
Женщина в котиковом манто, в фетровых ботах до колен, подбегала, неуклюже раскатываясь на льду:
- Украл! Украл! Ах, боже мой!
- Чего украл-то? - спросил чей-то голос. Другие голоса перебили, загалдели:
- Отдавай!
- Где у него?
- Кому передал, говори!
- Жулики проклятые, проходу нет от них!
Женщина в манто верещала:
- Сумочка! Сумочка! Ради бога!
На нее никто не обращал внимания - сбились в кучу, стремясь расправиться с мальчишкой... Евдоким подошел, обеими руками разгреб толпу:
- Ну, кончай базар. Самосуд ладите, что ли?
Рукой в великанской рукавице он вытащил мальчишку из толпы и поставил перед собой:
- Где сумка?
Мальчишка трясущимися детскими руками достал из-под тряпья, откуда-то с живота, сумку и подал. Евдоким показал ее женщине:
- Ваша?
- Слава богу! - всхлипнула женщина.
- У, распустила губы из-за дерьма, - сказал кто-то в той самой толпе, которая собиралась оттаскать мальчишку. - Паразиты чертовы, нэпманы, готовы удавиться за целковый...
- Пойдем-ка со мной, красавец, - сказал Евдоким.
- Дяденька, - заныл мальчишка, - отпусти! - Кровь текла у него по губам и подбородку, и он хлюпал носом, пугаясь алых капель, падающих на снег. - Дяденька...
- Ладно, давай печатай! - сказал Евдоким.
Он привел мальчишку к себе домой и сказал Евдокии:
- Принимай гостя. Дай умыться чертенку да покорми.
- Я холодной водой не могу мыться, - сказал мальчишка, видя, что Евдокия наливает в таз воду из кадушки. - Я малокровный.
- Скажи, какой нежный! - сказала Евдокия, но все же налила ему теплой воды. Мальчишка мылся так, словно боялся испортить свою красоту. Евдокия зашла сзади, одной рукой охватила его, а другой старательно и бесцеремонно вымыла ему лицо.
- Не дерись, зараза! - закричал мальчишка. - Дяденька! Тетка дерется!
Вымытый, он оказался блондином с бледненьким смышленым лицом. Ноздрю, из которой еще сочилась кровь, он зажал пальцем.
- Вшей-то на тебе, поди... - сказала Евдокия. - Всю квартиру зачумишь. - И она дала ему старые рабочие брюки и рубашку своего отца Евдокимова одежа была бы велика непомерно. Весь чистенький, мальчишка нерешительно присел у края стола. Евдоким протянул ему ломоть хлеба; мальчишка так и впился в хлеб руками и зубами. На щеках у него проступили два круглых, как яблоки, красных пятна.