Я сказал, что не могу ответить на этот вопрос, предварительно не пообщавшись как минимум с генеральным секретарем UCI Екелем.
Миша Екель был совершенно замечательным человеком, поляком по рождению. Когда евреев гнали с Западной Украины он оказался в Казахстане, встретившись на пересыльном пункте со своей будущей женой Мирой. Закончил в Союзе артиллерийское училище и вместе с Войском Польским, которое шло на Европу с нашей стороны, дошел до дня Победы в звании полковника и с орденом Красной звезды. Талантливейший был человек, знал шесть языков, в том числе, разумеется, и русский. Службу заканчивал в польском Генштабе, потом вышел на пенсию и стал заместителем председателя Комитета Польши по туризму — в этом качестве он занимался велогонкой Мира.
Вот к нему меня отправили в Варшаву, где как раз проходила гонка. Там же находился президент Международной федерации итальянец Адриано Родони, который длительное время возглавлял и UCI, и FIAC — любительскую ассоциацию велоспорта.
Но тут требуется небольшая предыстория.
В 1961 году президент МОК Эвери Брендэдж впервые поставил вопрос об исключении велоспорта из программы Олимпийских игр. Годом ранее от амфетаминов скончались два гонщика — Дик Ховард и Кнуд Йенсен, причем последний из этих двух случаев произошел на Олимпиаде-1960 в Риме. Поэтому перед велосипедистами поставили ультиматум: либо они образуют любительскую федерацию, либо пусть соревнуются вне олимпийской программы. Такая федерация была создана в 1965-м на Международном конгрессе по велоспорту в Сан-Себастьяне и стала гораздо более многочисленной, нежели UCI. К тому же она стала главенствующей, поскольку МОК отныне работал только с ней.
Куприянов был вице-президентом и там, и там. Средний возраст членов этих двух федераций был достаточно солидным. Впоследствии я иногда в своем кругу подшучивал над своими коллегами, называя их «олимпийцами» — ровесниками олимпийского движения. Мой сосед по «парте» на всех наших заседаниях старенький швейцарец Вальтер Штамфри два года после моего избрания называл меня Алексеем — привык на протяжении двадцати пяти лет видеть рядом Алексея Андреевича. Я сначала пытался его поправлять, потом махнул рукой. И вот эту публику мне предстояло склонить на свою сторону.
* * *
Когда Миша Екель представил меня Родони и поделился с ним нашими планами, тот подумал, хмыкнул и сказал:
— А почему бы и нет?
Над Родони все привыкли подсмеиваться: он был старенький, на заседаниях порой засыпал, на те конгрессы, что приходились на майские или предновогодние праздники, привозил бесчисленное количество глянцевых коробок с итальянскими пасхальными или рождественскими кексами «Паннетоне», раздавал их в качестве подарков всем членам федерации и на этом считал свою задачу выполненной.