Понятно, что в Москве мы к этой гонке готовились особенно тщательно.
Сам я к тому времени уже не просто имел международный опыт, а был вице-президентом международной федерации и всецело отвечал за организационную сторону процесса. С точки зрения проведения соревнований трасса в Крылатском вызывала у всех большую тревогу. Связано это было прежде всего с тем, что водителей, которых можно было бы без опасений посадить за руль машин сопровождения, у нас имелось раз, два и обчелся.
В одном месте трассы был изгиб, который мог запросто сломать любую машину — его и велосипедисты-то проходили с трудом. Как-то к нам в Крылатское приехал с инспекцией Евгений Тяжельников, который был заведующим отделом пропаганды в ЦК КПСС. И наш тренер Гайнан Сайдхужин, который, как и Тяжельников, был родом из Челябинска, вызвался высокого чиновника прокатить.
Тяжельников приехал на «Чайке» с водителем, Гайнан сел в машину, и они поехали по трассе. После первого же круга водитель вылез из машины, бледный, руками машет:
— Я больше туда не поеду.
Мы долго ломали головы, что делать с машинами сопровождения. Стали готовить водителей из числа своих же механиков. И все равно это был ужас: каскад из спусков и подъемов, гонка несется, на «техничках» велосипеды висят. А если вдруг завал? Не успеешь оглянуться, как на кого-то наедешь.
Не успели мы разобраться с трассой, возникла другая проблема, связанная с режимностью олимпийских объектов. Безопасность Игр была возведена в максимальную степень, вплоть до того, что весь сомнительный контингент на время Олимпиады вывезли из Москвы за пределы сто первого километра. На каждом из объектов круглосуточно дежурили представители внутренних войск, милиции, сотрудников оргкомитета. За день до гонки я приехал на трассу, где было решено в тестовом режиме провести тренировку для всех команд, и остолбенел: вдоль всего кольца трассы с обеих ее сторон локоть в локоть стояли солдаты, образовывая сплошной коридор.
Меня аж залихорадило, когда представил, какой может быть реакция иностранцев. Побежал к старшему, он отвечает:
— У нас приказ.
Я начал объяснять:
— Вы должны понять, что такое гонка. Здесь спортсмену бачок с водой подать надо, там — колесо поменять, плюс болельщики, телевидение. Вы отдаете себе отчет в том, какую картинку телевидение на весь мир покажет? Весь мир на уши встанет — посмотрите, как коммунистическая Москва проводит Олимпийские игры!
В общем, решили и эту проблему тоже. Правда решалась она на уровне Филиппа Денисовича Бобкова, который впоследствии стал первым заместителем Юрия Владимировича Андропова. Удивительный и замечательный человек — я с ним контактирую по сей день: просто кладезь всевозможных идей и интересных мыслей. Прошел всю войну, дослужился до генерала армии, невероятной доступности и легкости в общении, несмотря на занимаемый пост. С одной стороны, он мог быть очень прямолинеен. Его впоследствии очень сильно пытались дискредитировать, много и довольно безжалостно критиковали в связи с отношением к литературной деятельности Солженицына, которой было принято восхищаться — имелась такая тенденция в обществе. Бобков по этому поводу сказал тогда прямо: «А кто такой — Солженицын, если мы говорим о мировой литературе? И где его место — в этой литературе?».