Роза, тем временем, попросила его расстегнуть ей молнию сзади на платье. Он медленно расстегнул.
– И знаешь что? Я его встретил через два месяца, когда мел улицы, у какой-то помойки. Он вытаскивал оттуда драную одежду и ковырялся в остальном мусоре. Весь вонючий, небритый, в лохмотьях – ровно такой же, каким я его увидел при нашей первой встрече. И знаешь, как я тогда разозлился – мне хотелось скрутить ему шею, взять его за жирные, мерзкие волосы и ударить головой о бак. Как он мог снова до этого докатиться? У него было достаточно денег, чтобы начать новую жизнь. И я к нему подошел: «Это ты?» – он аж испугался, когда меня увидел. Я попытался взять себя в руки и спокойно поговорить.
«Почему ты снова оказался здесь? Я ведь дал тебе двадцать тысяч долларов». Этот бомж больше не смотрел на меня, как на господа-бога, а говорил со мной наравне, как и при той первой встрече.
«А где мне еще быть? Я все потратил. Дай мне еще денег, а? В долг, я клянусь, что верну тебе. Своей мамой клянусь…» – кричал он мне в спину, когда я, еле сдерживая свой гнев и слезы, от него уходил.
Он потратил все мои деньги, за которые смог бы себе снять скромное жилье хотя бы на год или два. Он потратил деньги, за которые мог бы получить образование и устроиться на работу. Он их потратил, не изменив при этом жизнь. И знаешь, что, Роза, я понял?
– Что? – быстро спросила она.
– Что я не в силах изменить человеческую жизнь. Другой человек – это не я, это не прототип моих мыслей и взглядов на вещи, это прототип лишь самого себя. Я не могу этому негодяю отдать свои глаза, чтобы он ту же самую ситуацию увидел с моей стороны. Это я хотел, чтобы он снял себе комнату или квартиру, устроился на работу и завел семью. А он хотел, чтобы я не забрал свои деньги обратно, выпачкав за день и выбросив в помойку всю ту приличную одежду, которая была на нем. Он хотел ходить в дорогие рестораны в своих драных джинсах, заказывать самый дорогой коньяк, засыпать за столиком и начинать буянить, когда ему напоминали о позднем времени и просили покинуть ресторан. Он бросался деньгами, представляя себя богачом, не понимая того, что богатые никогда не станут сорить деньгами – это удел нищих. Он хотел спать в подворотне, как он привык это делать, с карманами, полными денег, с мыслями, что он все может купить. И вот деньги закончились, он все, что ему было нужно, купил!
Нельзя изменить человеческую жизнь, не изменив самого человека. Нельзя на бездомного надеть костюм, полагая, что он будет чувствовать себя в нем человеком. Что он начнет себя уважать! Уважать! – вскрикнул с жаром Париж. – Человек, который питается на помойке, начнет себя уважать? О чем я думал только… Нельзя давать деньги тому, кто их никогда в руках не держал. Не держал – значит не нужны ему деньги, а если бы были нужны, то он и без моей помощи нашел бы способ их заработать.