– Океан настолько шумный, что приходится кричать, – сказала Роза. – Это для нас с тобой он с каждым днем становится тише, а людям, приехавшим к нему впервые после длительной паузы, кажется, что его невозможно перекричать.
– А ты бы сама смогла перекричать океан?
– Я каждый раз его перекрикиваю, общаясь с тобой.
– А мне кажется, что мы говорим с тобой шепотом.
– Так и есть…
Вечером неизвестно какого дня, Оскар купил в винном магазине отменное полусухое вино. Он пригласил Розу провести с ним вечер на пляже, сидя на шелковом покрывале с хрустальными бокалами в руках.
– За тебя, мое мгновение, – поднял бокал Оскар.
– За меня, – произнесло Мгновение, а затем послышался звон хрусталя.
Единственный холодный ветер, который не опасен, так это морской – он согревает тело изнутри.
– Прислушайся, Роза… – шепотом сказал Оскар. – Ты можешь от этого шума отделить другие звуки этого мира, отодрать их от океана и прислушаться к ним?
Роза закрыла глаза и попыталась это сделать.
– Не получается. Не могу. Он громче всего!
– И я не могу. Ты только представь себе, что мы слышим этот шум каждую секунду, как мы с тобой еще не оглохли?
– Я еще заметила, что этот шум очищает мои мысли. За тебя, Оскар!
– Благодарю.
Они пригубили вино.
– Когда мне было девятнадцать, я перестал слышать океан, и только сейчас, когда уже прошло шесть с половиной лет, я его снова услышал…
Роза поняла, что наступила та долгожданная минута откровения ее мужа.
– Что случилось, когда тебе было девятнадцать? – осторожно поинтересовалась Роза, а затем поднесла бокал к губам.
– Я просто приехал к океану и перестал его слышать, – он сделал глоток. – Вот, как мы сейчас с тобой сидим и в ушах громкое рычание океана. А у меня в тот момент в ушах ничего. Просто сижу и смотрю на волны, тогда еще без тебя, а вокруг тишина, и ни единого звука. Вот мы с тобой сидим и наслаждаемся вином. А я сижу один, пью – и не чувствую вкуса, я бросаюсь головой об камень у берега, и не чувствую ничего. Доктор зашивает мне бровь, говорит, что моя шея цела. А я не чувствую, как он мне бровь зашивает. Он мне говорит, а во мне все пропадает, словно я – большая огромная дыра.
Оскар подлил в бокалы еще вина.
– Я сижу за столом перед мамой, а ее ни обнять, ни поговорить с ней, толком. О чем с ней еще говорить, если не об учебе в колледже или о том, как надо вести себя в высшем обществе? Я смотрю на нее и понимаю, что в эту минуту у меня нет мамы. Закрываю глаза. Проходит еще несколько минут и я лежу в одежде, замерзший, в объятьях толстой не знакомой мне шлюхи, прижимаю ее сильнее и говорю, как она мне нужна.