– Лучше подождать, пока он очухается, – произнес он.
– Разумеется, – кивнула Надин. – Не станем же мы уносить его насильно.
Через несколько минут молодой человек открыл глаза. Теперь он боролся не только с болью, но и с унижением.
– Я потерял сознание? – покраснев, спросил он.
– Все мы порой совершаем по неведению глупости, – улыбнулась Надин. – Не беспокойтесь. Думаю, вам надо к врачу.
– Она думает! – усмехнулся начальник станции. – Слишком много на себя берет!
– Боюсь, вы правы, – сказал ей молодой человек. – С ногой у меня что-то не то. Не захватите ее с собой?
– Рада, что вы сохранили чувство юмора!
– Что?
– Зачем забирать ногу, когда можно забрать вас самого?
– Как великодушно с вашей стороны!
– Сообщите, когда будете готовы.
– Если вас не затруднит, то чем быстрее, тем лучше.
Надин подала знак водителю и обратилась к пострадавшему:
– Наберитесь смелости. Когда вас поднимут, может быть больно. Я знаю, каково это, – бывала на охоте.
Он зажмурился и на протяжении двух малоприятных минут не разжимал век. Потом увидел, что плывет над землей, мимо красновато-желтых октябрьских кустов. Небо над ним было холодным и безоблачным, ноздри щипал запах осени, слух тоже улавливал осенние звуки. Где-то лаяли собаки, и он опознал по лаю породу и представил охотников в красных камзолах. С другой стороны донесся ружейный выстрел, и перед мысленным взором молодого человека возник фазан, падающий вниз с синего купола небес, завершая свою нелегкую жизнь. На расстоянии вытянутой руки проплывали ветви, такие же золотые, как грудка фазана. Еще ближе колыхалась бронзовая прядь волос… Распахнув глаза, он уставился на нее. Приступ боли заставил его перестать отвлекаться. Олени и фазаны являлись не единственными страдальцами.
– Как вы себя чувствуете?
– Могло быть хуже.
– Я вас понимаю! – В голосе Надин слышались сочувствие и симпатия. – Ничего, скоро вас осмотрит врач.
Молодой человек сообразил, что пора благодарить ее, и уже хотел начать, но бронзовая прядь приблизилась, ладонь зажала ему рот. Как ни приятно было мимолетное прикосновение ее пальцев, внутренне он запротестовал. Пальцы были холодные, но от его дыхания они согрелись. Он понимал, что она чувствует, как ему приятно, и намеренно доставляет ему удовольствие. Его протест она тоже ощутила – этого он не знал. Надин убрала руку. Благородство было ей не чуждо: она не боролась с человеком, попавшим в неловкое положение.
«Оставила бы в покое по крайней мере оленей и лисиц», – сказал ей однажды муж, когда Надин пришлось напомнить ему о своем охотничьем мастерстве.