Мне кажется, что надзиратели странно смотрели на меня, заходя в комнату. Может, в газетах писали про похороны Аманды, возможно, даже на первой полосе и в новостном разделе. Но тогда мне еще не разрешалось читать газеты, так что приходилось довольствоваться чтением лиц охранников.
Я же знала, потому что Сандер мне рассказал.
Я весь день просидела на полу в камере. После обеда я четыре раза позвонила надзирателю, чтобы узнать время. Услышав «половина третьего», я начала тихо считать. Тридцать раз: раз-миссисипи-два-миссисипи. А когда, по моим ощущениям, пробило три, я включила айпод, переданный мамой. Две недели мне его не отдавали, потому что полиции пришлось удостовериться, что его нельзя подключить к интернету, а также прослушать все песни на предмет опасной информации. Не знаю, какая там могла быть опасная информация, но, возможно, они опасались, что родители оставили там тайное послание. Какое послание могло быть зашифровано в скучнейших творения маминых любимых исполнительниц с хриплыми голосами и папиной гитарной я-слушаю-это-только-потому-что-в-юности-мечтал-об-электрогитаре-и-легких-наркотиках-музыке? А может, они боялись, что определенные композиции склонят меня к самоубийству? После проверки они вручили мне айпод, и я слушала его в камере, пока шли похороны Аманды в той же часовне, где мы с ней причащались, одетые как сестры.
В айподе была моя старая музыка, но также маме удалось закачать туда мои самые любимые три списка со «Спотифай». Из них полицейские удалили три бессмысленные песни, показав тем самым, что они действительно искали в айподе песни, способные заставить человека убить себя. По-моему, это глупо и бессмысленно. Но я не жалуюсь. Потому что на самом деле такие песни только заставляют тебя стиснуть зубы и жить.
В три (как мне казалось) часа я легла на пол в камере, немного наискосок, поскольку место не позволяло, сунула ноги под кровать и представила, как выглядела церемония прощания. Часовня заполнена людьми. Вся школа пришла. Все, кого мы знаем. Все одеты в светлую одежду, как мы с Амандой в день причастия. С цветами. Родные Аманды встречали их у двери. Они столько плакали, что слез больше не осталось, и стояли усталые и потерянные. Сильнее всех убивалась младшая сестра Аманды, Элеонора. Брат Аманды только злился. Всем желающим места в церкви не хватило. Пришедшим без приглашения пришлось остаться снаружи. Они выстроились вдоль дорожки с цветами в руках.
Те, кто не был близко знаком с Амандой, еще были в состоянии рыдать. Они плакали и обнимались под вспышки фотокамер. Двери церкви открывались и закрывались. Пришедшие надеялись попасть в объектив, чтобы потом увидеть себя в новостях и порадоваться тому, как сильно они переживали.