«”Вы” – это кто? – спросила я Самира тогда, давно. – Ты ничего не понимаешь», – ответил он.
Думаю, вы на стороне Самира, потому что он вам нравится больше меня. И вы считаете, что это делает вас добрее. Его судьба вам небезразлична. Ему вам легче сострадать. Я же только богатая дура.
В одиннадцать дня я принимаю снотворное и сплю весь обед. Меня оставляют в покое. По крайней мере, пока. Конечно, меня проверяют, но не так часто, чтобы не афишировать, что я продолжаю оставаться под постоянным наблюдением.
Они в курсе, что выступление в суде мамы Аманды вызвало у меня шок. И им известно, что мне нужно побыть одной, но при этом они не должны выпускать меня из виду, поскольку я представляю собой опасность. Главным образом, для себя самой, поскольку мне сейчас приходится «нелегко».
Несмотря на это, обед мне подали с полным комплектом пластиковых столовых приборов. И вилку, и нож можно было бы проглотить, но мне лень. Один из надзирателей принес мне вечерние газеты, положил на стол и вышел. Он ничего не сказал об их содержании, вероятно, обо мне там ничего нет, потому что обычно они предупреждают.
– Уверена, что хочешь читать? – спрашивают они, показывая мне рубрику (всегда на первой полосе).
Если я отказываюсь, они уносят газеты. Но сегодня никаких вопросов. Но я все равно не отваживаюсь открывать газеты. Потому что всегда есть риск, что на других полосах могут быть статьи про маму Аманды, или Себастиана, или еще чью-нибудь маму. А у меня нет ни сил, ни желания читать это.
Когда Лена Перссон задавала вопросы судмедэкспертам, на экране был протокол вскрытия Аманды. Она зачитала текст вслух, чтобы я услышала, куда попали мои пули и что они сделали с телом Аманды. Она показала чертеж класса с отметками, где лежала Аманда и где сидела я, когда полицейские ворвались в помещение. Она даже притащила в зал оружие в пластиковом пакете, заклеенном скотчем, и пять маленьких пакетиков с пулями. Один для Аманды, один для Себастиана. Про себя я сосчитала до пяти: один, два, три… когда я успела сделать пять выстрелов? Только тело Аманды ей не удалось принести в суд. Потому что ее кремировали и похоронили.
В день похорон Аманды я тоже не вставала с кровати. Меня оставили в покое. Никто ничего не спрашивал. Не думаю, это было проявлением особой заботы с их стороны. Вряд ли они были в курсе похорон Аманды и того, что я буду переживать. Скорее, это было совпадение. И только вначале допросы были каждый день, потом от меня отстали. Они знали, что я за решеткой и никуда не денусь, так что нет никакого смысла работать по выходным.