Он продолжает бубнить еще долгое время. Мне не хватает кислорода. Я разворачиваю скомканную салфетку, потом снова комкаю. Мне хочется встать, подбежать к судье, крикнуть: «Слышите, что он говорит? Он говорит правду!» Это осознание как удар в живот. Я не готова к этой правде, но мне хочется верить Сандеру, хочется верить, что это правда, что я невиновна, что у меня есть будущее. Я хочу, чтобы он был прав. Вы, наверно, даже не запомните, какой вердикт вынес суд и за что меня осудили. Через пару лет будете обсуждать меня на вечеринках и говорить «неужели» или «не в этом ее обвиняли» и «странно – ты уверен? Я думаю, она…». Правда останется только в материалах суда в холодном судебном архиве.
Вам придется искать информацию в интернете, чтобы узнать, что сегодня произошло. Вы будете говорить, что вердикт был справедливый, или что полиция сработала плохо, или «она это заслужила», чтобы создать видимость, что вы в курсе дела.
Какую бы версию вы ни выбрали, вы запомните меня убийцей. Но мне плевать на вас и ваше мнение. Я только хочу выбраться отсюда, я хочу, чтобы суд поверил Сандеру.
Меня охватывает усталость. Мне кажется, что я сейчас сползу со стула. Но я стараюсь держать себя в руках. Я не хочу быть здесь, мне нужно на воздух, но я приказываю себе сидеть прямо.
У моей бабушки было кресло-качалка. Она качалась в нем взад-вперед, когда шила или читала. Кресло все еще стоит дома у бабушки. Мне хочется снова в нем покачаться. Хочется, чтобы дедушка шептал мне на ухо: «У тебя вся жизнь впереди», а я буду кивать, чтобы сделать ему приятно. Все в твоих руках. Я хочу сделать кому-нибудь приятно. Все в моих руках.
Я не хочу думать о том, что бывает, когда дверь открыта и вдруг подует ветер и дверь с грохотом захлопывается. Я хочу думать, что мне восемнадцать лет, я хочу быть диснеевской принцессой с тонким голоском. Я буду слушать то, что подсказывает мне сердце, и стремиться стать счастливой. И никто не подумает, что я на самом деле мачеха Белоснежки с черным сердцем, сеющая смерть. Я хочу получить образование, получить работу в офисе на двадцать девятом этаже, хочу чувствовать твердую почву под ногами, а не бездонную пропасть, в которую я падаю. Я хочу скрыться там, где мне больше не придется думать о том, как люди наваливаются на меня всей массой и погребают под своими телами. Слушайте Сандера, судьи и журналисты. Слушайте и соглашайтесь. Оставьте меня в покое.
Поправив очки на переносице, Сандер смотрит на председателя суда. Сейчас, думаю я. Сейчас он скажет что-то, что заставит всех поверить, заставит отпустить меня. Но он молчит.