Вика никогда не была меркантильной девочкой. Напротив, она стеснялась говорить о деньгах и старалась всегда заплатить в кафе или кино, когда ее приглашали мальчики, сама. Каково же было ее удивление, когда ей впервые принесли зарплату: положили на пододеяльник, сказав, что это «на булавки»! Она даже растерялась. Сказала серьезно:
— Ой, спасибо! А на жизнь?
— Ну, я же обедаю в основном не дома. И за квартиру плачу.
Расстроилась неимоверно, пожаловалась родителям. Отец сказал, что он, конечно, их прокормит, но почему он должен содержать какого-то урода:
— Не хватает, чтобы удовлетворить все свои прихоти, пусть идет подработает хоть извозом, хоть охранником или грузчиком. Ему не объясняли дома, что обязанность мужа — содержать семью?
Она, запинаясь и чувствуя, что щеки ее полыхают, как от чая с малиной, передала Владимиру папины слова — и получила ответ:
— Профессорской зарплаты не хватает ребенку помочь?
В следующую зарплату ей выдали сумму в два раза большую, промолвив, что его матушка «передает ей деньгу». «Деньга» составляла одну десятую от Володиной зарплаты. Она ничего не сказала ему, подумала: «Он еще на ребенка дает… Но как они будут жить дальше?»
В выходные Вика чаще всего оставалась одна. После завтрака Владимир неизменно сбегал: к друзьям, родителям, в гараж. Вика прибирала квартиру, стирала, готовила, с горечью сознавая, что заставить Владимира помочь не в ее силах: его воспитали ТАК. Иногда в блаженстве растягивалась на кровати с книжкой, радуясь тому, что никто не мешает чтению. Она попросила его как-то отнести в прачечную белье: накопился огромный тюк. Тот согласился, но вернулся злой, сказал, что она его эксплуатирует, — и тут же исчез из дому. Возвращался часто навеселе, разговорчивый, лез с душными объятиями, и она морщилась от уже привычного запаха перебродившего винограда, смешанного с запахом мужских ног, топтавших его в давильне.
Хуже было, если его друзья приходили к ним. Она не любила шумных гостей и больших компаний, где все громко кричат и никто ничего не слышит. А все его друзья были шумные. Приходили всегда с бутылкой водки и очень редко с закуской. Нечасто — по одному, обычно заваливались по двое-трое, пятеро. Приготовленный ею на неделю обед за пару часов их сидения исчезал, холодильник был выпотрошен, как после налета саранчи, в раковине неизменно оставалась горка грязных тарелок.
Она уже видела, услышав телефонный звонок его приятелей, которые напрашивались к ним в гости, как небо на востоке чернеет, как грозная туча закрывает небосвод, как ласковое майское солнце меркнет, закутываясь в траурную вуаль. Первые насекомые градом посыпались на облитые розовым цветом фруктовые деревья ее взлелеянного и ухоженного сада, застучали по рифленой крыше дома. Над землей закружилась, завьюжила серая пурга. Близких не разглядеть. За шумом крыльев больше не слышно ее робкого протестующего голоса. С треском ломаются ветви яблонь под тяжестью осевшей на них саранчи. Вся округа побурела, словно сопревший под грузом тающего снега лист. Но туче на востоке не видно ни конца ни края.