Как-то незаметно в их семье поселилась ревность, ревность к возможностям супруга. Пришла погостить, потом стала возвращаться все чаще и чаще. Родители Вики помогали в карьере друг другу и гордились успехами супруга. Отец говорил, что без мамы он бы никогда не добился того, чего достиг. Став директором института, отец всячески опекал своих женщин. Глеб же воспринимал успехи жены, всегда примеряя их на себя, и если она в чем-то опережала его: публиковала статью или ехала на конференцию, то он напоминал Вике, что та просто пользуется именем отца, что люди жалеют ее, делают все, как если б отец просил их об этом. Это была неправда. Человеческая природа почему-то устроена так, что дети людей, достигших чего-то в жизни, вызывают чаще всего раздражение и зависть. Вика будто жила в тени отца… — так маленький цветок типа одинокой маргаритки хиреет в тени большого ароматного куста жасмина, кружащего голову и притягивающего взгляд. На нее в лучшем случае не обращали внимания, но чаще всего ее имя вызывало зависть и сопротивление. Отец, впрочем, тоже старался никогда ее не выделять. У нее всегда была зарплата не выше других, она никогда не ездила на конференции чаще других специалистов, ее не повышали по службе. Но когда Вика делала что-то самостоятельно, отец очень гордился ею. Так она практически сама выучила английский по самоучителю: на курсы ходила только для сдачи кандидатского минимума. Отец всем рассказывал, что его дочка сама освоила чужой язык, то же самое делала и мама. Другое дело Глеб. Когда она пошла на курсы английского при своем НИИ, чтобы усовершенствовать свой разговорный, Глеб устроил целый скандал: кричал, что она забросила семью, что тратит деньги неизвестно на что, на какие-то там курсы, которые «на черта попу гармонь». Злился, когда она «учила по ночам уроки». Самое смешное было то, что через две недели он оказался тоже на курсах английского, только уже при местном институте иностранных языков, дающем диплом установленного образца после четырехлетнего обучения.
Когда Вика решила сдать на водительские права, то дома началось целое движение сопротивления. Машина была папина, но водил ее Глеб — и пускать жену за руль он явно не желал. Ей внушали, что дело это не женское, что надо заниматься ребенком, а не ходить на «вождение», что у нее руки вставлены не тем концом и с ребенком вечерами сидеть он не будет. Вика выдержала осаду, две недели они не разговаривали.
Так стало почти всегда. Если она посылала тезисы на конференцию, то Глеб тут же посылал на две. Если она писала статью, то Глеб писал две. Она была рада его продвижению и понимала, что в какой-то мере заводит его и стимулирует к движению вверх своим примером, но ей было очень тяжело, что ревность к успехам супруга витала в доме. Этого она не понимала. Глеб становился все мелочнее. Раньше менялась погода, теперь изменился климат. Она всегда думала, что надо делать все возможное, чтобы им друг с другом было хорошо. Она так и старалась. Теперь же чувствовала, что Глеб будто злорадствует, если у нее что-то не выходит и ей что-то не дается.