Когда я встал, Сара сделала шаг назад. Она боялась меня, осознание этого воткнуло нож мне в сердце.
- Сара, ты думаешь, что сможешь уйти от меня?
Ее дыхание сбилось, когда она покачала головой. Отрезанные концы волос качнулись вокруг ее лица:
- Нет.
- Ты хочешь этого?
Она закусила губу перед тем, как прошептать в ответ:
- Нет, но я боюсь.
Наблюдая за ней, я задумался о намерениях Брата Тимоти и Сестры Лилит. Они хотели сломать ее, чтобы сломать нас, чтобы обеспечить мою неудачу? Если таковы были их намерения, то им не выиграть. Несмотря на все это, Саре хватило сил ответить мне честно.
- Ты боишься меня - своего мужа?
Она покачала головой:
- Нет, не тебя. А того, что ты собираешься сделать.
Я провел руками вверх и вниз по ее предплечьям, едва касаясь, но согревая ладони о рукава ее свитера.
- Что я собираюсь делать?
Отпустив свою губу, она ответила:
- Я знаю, что была неправа. Я заслуживаю твоего наказания.
Я притянул ее к себе:
- Позволь мне сначала услышать о твоих прегрешениях, и тогда я приму решение о наказании.
- Но Сестра Лилит сказала мне, что ты захочешь, что я заслуживаю и нуждаюсь....
Температура в комнате поднималась на несколько градусов при каждом упоминании их имен. Тем не менее, я не мог позволить Саре почувствовать, что взбешен. Если и будет наказание, то это должно быть сделано не из-за гнева, но в силу ответственности.
- Сестра Лилит и Брат Тимоти не имеют никакого отношения к твоему наказанию, оно остается на мое усмотрение. Ты желаешь, чтобы я снова спросил тебя о твоих прегрешениях?
- Нет, - ответила она быстро. - Я говорила с ними без твоего дозволения, и после... после того... как мои волосы... я спросила... их обоих. Брат Тимоти сказал, что я проявила проницательность. - Она покачала головой. - Я не хотела, но он член Комиссии, я должна была…
- Что-нибудь еще?
Ее губы побледнели, когда она сосредоточилась.
- Я думаю, что заснула во время прослушиваний записей Отца Габриеля. Я не хотела, - добавила она быстро. - Это из-за того, что мы рано проснулись.
Я не мог подавить улыбку, которая появилась на моем лице из-за ее детской честности. Я поцеловал ее в макушку.
- Что ж уже четыре, если тебе, конечно, больше нечего добавить.
Ее рука, лежащая на мне, вздрогнула на числе четыре. Я знал, о чем она думает: четыре нарушения это двадцать ударов ремнем. Освободив одну руку, я повел Сару к лестнице.
- Пойдем наверх.
Она не сопротивлялась и не просила; вместо этого ее плечи повисли, и она охотно пошла к нашей комнате. Когда мы оказались на верхней ступеньке, Сара сказала: