– Фамилия?
– Майборода, товарищ командующий!
Адмирал вздрогнул и медленно двинулся вдоль строя. Замер напротив помощника Никитина и указал на его подбородок:
– И этот… борода?
Никитин по национальности был якутом. Ему тоже был нужен злополучный конкурсный ковер. По этой причине на его подбородке красовались пять (мы пересчитывали) редких, но длинных волосин. Для лучшего роста он их смазывал особым составом на основе комбижира. Волос рос, но, увы, не густел.
Услышав очередное «так точно», комэск не выдержал. Он как-то дико подпрыгнул, совершив немыслимый пируэт на узкой палубе, а потом сорвал с себя белую адмиральскую фуражку с шитьем, швырнул ее под ноги и стал с остервенением топтать, а затем и пинать, издавая какие-то клекочущие звуки.
Строй следил за его действиями с огромным интересом. О виртуозном танце на фуражке мы читали, но видеть подобного не приходилось. У Станюковича, по-моему, предшественника этой доброй адмиральской традиции прозвали «Диким дедушкой». Во второй офицерской шеренге уже заключались пари на пять честно заработанных, эквивалентных валюте бон (или бонов?), на то, когда же фуражка улетит за борт, на седьмом или девятом ударе.
Адмирал оказался хорошим футболистом и обманул ожидания всех спорщиков. Виртуозно пропинав фуражку вдоль строя до ограждения рубки, последним мощным пинком он отправил ее, оскверненную, в воду и взбежал на борт катера. Почувствовав под ногами родную палубу, командующий обрел и дар речи.
Стоя на корме удаляющегося катера, он размахивал руками, крутил нам дули и дико орал:
– Х… вам, а не подход к пирсу! Х… вам, а не воды набрать! Х… вам, а не отдых во Владивостоке! На Камчатку, немедленно, в три секунды! Таким положен х…, а не отдых! Банда! Вон! На х…! Немедленно! Борода! На Камчатку! Апрель-борода! Каторжники! Х…! Март-борода! Таким бородатым п… сам никуда нельзя! Никогда…
Хотя он и громко вопил, но расстояние между нами увеличивалось, катер шел ходко, поднимая бурун, и окончание фразы растаяло где-то за его кормой.
Мы удивленно стояли, провожая начальство взглядами и чувствуя легкую обиду за предпоследний пассаж: мужеложство на нашем корабле никогда не практиковалось.
Потом подняли якорь и с легкой душой устремились домой, на Камчатку, урезав расход воды и радуясь, что захода во Владивосток не будет. Майборода хотел сачком для ловли летучих рыбок выловить фуражку (чего же зря добру пропадать!) и попросил командира подойти чуть поближе. Тот почему-то не согласился и обругал Майбороду нехорошими словами, пообещав сделать из него Январь-бороду. Тот испугался и весь переход от командира прятался.