Наказали его, конечно, но не сильно – отличник. Начальнику академии доложили, что бюст сушился на окне, чтобы в понедельник занять подобающее место на партсобрании факультета и посиять вымытой от пыли лысиной. Налетевший порыв ветра захлопнул раму, рама задела бюст и т. д. А на месте дежурного не было, потому что бюст мыл, увлекся, стука в дверь не слышал – вода шумела. Моряки своих не выдают.
А вот дежурить по факультету Витю больше не ставили. Так до окончания академии только в патруль и ходил.
Одно плохо – замначфака диван выбросил и дверь в кабинет на ключ закрывал: там еще мягкие стулья были.
Как бы спали, если б не «классики» – пять томов под голову – ума не приложу.
Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок.
Воинский устав
Штурман у нас был хороший, грамотный, одно плохо – пил много, даже больше, чем механик. Это его часто подводило, но только на берегу. А в море он даже вино, которое в обед подводникам выдают, чтобы запоров не было – как с запором воевать, испугаешь противника до того, как прицелиться успеешь, не пил. В запой боялся сорваться.
Стоим мы как-то в Петропавловске, торпеды получаем для очередной зачетной стрельбы. Но что-то там не заладилось, с торпедами, и выдалась у нас пара не очень загруженных дней. Народ помчался по управлениям что-то списывать и получать, а штурман никуда не поехал. Послал вместо себя штурманенка, сошел на пирс в чем был: канадке да шапке без «краба», да и пропал на двое суток. Никто не волновался за него: проспится, проголодается и придет, куда он с подводной-то лодки денется. Загрузили торпеды, пора выходить на стрельбу, а Дюндина, штурмана, найти не можем. Плюнули, отошли от пирса на кабельтов, нацелились на выход из бухты.
И вдруг на пирсе появилась нетрезвая даже издалека, покачивающаяся фигура, размахивающая руками и горестно кричащая:
– Стойте! А как же я?!
Командирский рев с мостика вспугнул стайку безмятежных чаек:
– Головка от фуя! Говно ты, Слава, а не штурман! Завтра чтобы был в базе! – и скомандовал почти нежно: – Вперед полный!
Штурман на пирсе приложил руку к шапке. Его осиротевшая без корабля фигурка становилась все меньше и меньше, а потом и вовсе скрылась за мысом Завойко.
Офицеры посмеивались, командир злился и стращал штурманенка, лейтенанта Вершина по прозвищу Першинг карами служебными, земными и небесными за еще не допущенную ошибку в счислении. Штурманенок потел и закатывал глаза.
Если бы мы знали последствия командирского приказа, мы бы, ей-богу, вернулись.
Потом была успешная торпедная стрельба и переход в базу.