— До какой степени довели флот! Вы знали, где гром грянет! — Света Байгарина.
— Мне задали вопрос, — продолжал Владимир Куроедов, — верю ли я, что ребята живы? Отвечаю: до сих пор верю, что мой папа, который умер у меня в 95 году, — все еще жив…
Его перебили:
— Можно ли через пробоину войти?
— Нет, в носовую часть войти невозможно. Рваные края испортят снаряжение водолаза, и человек погибне т.
— Вы во вторник здесь были. Вы тогда видели эту дыру?
— Нет, я видел расчеты! — с видимой твердостью произнес адмирал. — Но вы должны понять меня в одном: я тоже хочу достать ваших сыновей и мужей.
— Кто позволил стрелять вам из лужи? — Ирина Рудакова.
— Не понял!
— Но ведь это лужа — Баренцево море! Там глубина-то какая? Никто не ждал ответов. Спрашивали, потому что хотели выплеснуть эмоции. Наконец-то раздался и рациональный вопрос:
— Когда я смогу увезти сына на Дальний Восток? — это на правом фланге. Там же сидела и основная группа оппонентов — внимание людей переключилось на правую сторону зала.
В это время с левой стороны, где сидела и я, тихо встала незаметная Антонина Петровна Садиленко. Никто не обратил внимания на ее передвижения, но в то же время в зале повисла напряженная пауза — так бывает, когда тигр крадется из засады. Куроедов подробно отвечал на последний вопрос.
Анатолий Сафонов успел задать даже следующий:
— Как долго это продлится?
Антонина Петровна между тем тихо продвигалась к намеченной жертве. И вдруг бросилась на Илью Клебанова, который не был ни крайним, ни даже говорящим, просто стоял.
— Отдай мне сына, гад! — яростно кричала женщина, сжимая руки на горле вице-премьера. — Стоит тут, рассказывает…
Что странно, так это то, что именно Клебанов не произнес ни одного слова во время собрания — накануне у него было плохо с сердцем и он молчал. Нападение женщины оказалось таким неожиданным, что военные не смогли правильно сгруппироваться. К Садиленко бросились офицеры, но оторвать ее от намеченной жертвы не удавалось.
Вице-премьер — высокий представительный мужчина, дотянуться до него не просто. Маленькая, в дешевой вязаной кофточке — Антонина Петровна в тот момент была сильнее целого войска. Ее отчаянное и беспомощное нападение потрясало больше, чем предыдущая истерика Надежды Тылик.
— Отдай сына! — трясла она «власть» за грудки. Клебанов побледнел. Он не защищался, он даже рук не поднял. Обессилев, заплакала женщина и обреченно пошла из зала, едва перетаскивая свои тяжелые ноги в стертых домашних тапочках. На этой гневной материнской ноте закончилось собрание.
До вечера никто не расходился. Возле Дома офицеров стоял смутногудящий кордон родственников. Это был ровный полукруг, не менявший очертаний. Как оказалось, ждали не напрасно.