До трагедии оставалось чуть больше года. За это время мы не только хорошо познакомились с семьей Багрянцевых — мы подружились. Они все замечательные, но Владимира Тихоновича я и тогда, и сейчас считаю самым светлым, ярким, искренним и добрым человеком…
В нашей дивизии Багрянцев совсем мало прослужил. Почти вся его служба проходила в Западной Лице. Молодым лейтенантом в 1982 году он пришел на корабль «К-206» (бывший «Минский комсомолец»). Рос вместе с кораблем: со стапелей и до распилки. Подлодка вошла в историю флота, как инициатор какого-то крупного соцсоревнования.
Его служебная карьера складывалась довольно удачно — в 44 года он стал начальником штаба. Поговаривали, что Багрянцев будет командиром дивизии, когда Кузнецов уйдет на пенсию. В дивизии только у них двоих была за плечами военно-морская академия. Три раза он был в автономном плавании, последний раз — в должности старпома.
Владимира Тихоновича в дивизии любили. Из-за редкого обаяния, из-за простоты и открытости, за то, что в нем не было ни капли офицерского высокомерия.
— Мы звали его «Медовым», — рассказывал один каплей, сейчас не помню его фамилию.
Он ждет, когда я спрошу, почему? И я спрашиваю.
— А он однажды весь мед, присланный из Нижнего Новгорода, единолично съел. Да это что? Он мог и бутерброд чужой доесть, так машинально.
— Море любит сильных! А сильные любят поесть! — говорил Багрянцев, наливая мне кофе в своем кабинете и подкладывая бутерброды.
Только потом я поняла, почему он, завидев меня в штабном коридоре, кричал:
— Альбина! Зайдите ко мне! У меня есть дело!
Пока я пыталась понять, какое у него ко мне дело (а дел у него в принципе ко мне не могло быть), он пытался меня подкормить. Тема эта непростая для гарнизона. Когда некоторые говорят, что краски, дескать, сгущены, я вспоминаю, как дети рылись возле мусорных баков, отыскивая бутылки для сдачи, как целая группа видяевских ребят отравилась арбузами из тех же баков.
Наша большая семья с тремя детьми жила трудно — Владимир Тихонович если не знал об этом, так догадывался. На свою зарплату в восемь тысяч он умудрялся содержать жену и двоих детей и помогать другим.
Мои младшие дети, возвращаясь от Багрянцевых, иногда приносили корзинку с фруктами.
— А тетя Катя сказала, что у них испортятся! — объявляли они, и я отворачивалась, чтобы скрыть слезы.
Но, разумеется, Багрянцев не был идеальным человеком, он не был даже правильным. В нем был русский размах и удаль, и я думаю, что флотская дисциплина давалась ему с трудом. Отец Владимира Багрянцева, Тихон Андреевич, бывший флотский журналист, рассказывал позднее, что у них дома в Севастополе вечно болталась целая банда курсантов, Володиных друзей, которых кормили борщом и компотом.