— Знаешь, что? Я почти уверена, что земля полая.
— Что за глупости?
— А что бы нет? Ты лично проверяла, какая она?
На это мне было нечего ответить. Я даже не могла доказать, что она круглая. И вообще-то довольно фантастично предположение, что мы дрейфуем в бесконечном, темном пространстве на небольшом, в этих масштабах, шарике. Жаль, у нас не было астрономии. Интересно, нужны ли солдаты-астрономы? Я могла доказать только что-то, с чем была знакома, но на таких основаниях науку не построишь.
— Ладно, не проверяла.
— Твое знание о мире строится на авторитетах.
— А твое на буклетах, которые оставляют в отеле.
— Слушай, Эрика, серьезно. Я почти уверена, что мы живем во внутренней части земли. К примеру, почему мы не хотим летать на космических кораблях? Мы же великий Нортланд.
— Мобилизационное, параноидальное общество поддерживается экспансией и тотальной войной, а не великими гуманитарными достижениями.
— Точно. Ну или как-то так. Но нам больше не с кем воевать. Но почему-то мы не хотим воевать в космосе.
— Потому что это глупо, Роми. Там никого нет.
— Ну, можно было проверить.
— У тебя дурацкие аргументы.
Роми выставила указательный палец, ткнула им куда-то вверх.
— Моя теория, короче, состоит в том, что мы живем внутри земли, а не снаружи. Я думаю, что небо не настоящее. Снаружи тоже живут люди. Мы от них прячемся. Или они нами управляют. Возможно, мы просто полигон для испытаний методов контроля населения.
Я засмеялась.
— Последнее похоже на правду.
Роми еще в школе увлекалась теориями заговоров, к примеру, она верила, что правительство фторирует воду, чтобы добиться от нас покорности. Или в то, что кениг на самом деле неудавшийся продукт генетического эксперимента, поэтому и не показывается. Но теория про то, что мы живем внутри земли была, пожалуй, самой странной.
— Вот смотри, как раньше было много стран.
— Мы точно не знаем, сколько.
— И что ни человека не осталось, мы что все народы уничтожили?
— Их остатки ассимилировались с нами.
Разговор становился все более абсурдным, и в то же время моя позиция стала казаться мне шаткой, как это часто бывает при попытках отрицать что-то настолько далекое от реальности.
— Все, Роми, — сказала я. — То, что не может быть опровергнуто, это вопрос веры, а не знания. Фальсифицируемость — признак науки.
— Ох, какие мы умные стали.
— И как ты предлагаешь проверять твою теорию?
Роми почесала бровь.
— Не знаю. Кидать камни в небо.
Мы обе засмеялись, и напряжение каким-то образом исчезло мгновенно.
Роми покинула меня после двух часов ночи, сказала это лучшее время, но для чего — умолчала. Это было мудро. Я дала ей с собой еды, мыла и сигарет, сказала возвращаться еще и не попадать в беду.