Она больше не могла выносить молчания и, волнуясь, произнесла:
— Прошу тебя, встань! Я хочу вести с тобою беседу как с человеком разумным, прошедшим через великое испытание, которому — видит бог — я желаю только добра и готова сделать все, что в моих силах, чтобы вернуть тебя к жизни, достойной твоего звания!
Юрий вздрогнул от мелодичного звука ее голоса, но не шелохнулся, не подал никаких признаков жизни, предпочитая лучше умереть у ее ног, чем вести беседу о своем отъезде из Иверии.
— Не падай духом! Помни, где уныние и отчаяние, там всегда действует сатана, — мягко продолжала Тамара, видя, что его неподвижность и молчаливость принимают угрожающий характер, — страдания очищают наши души и ведут нас к совершенству.
Она испытывала невольный страх перед этим человеком, пережившим такие неизмеримые глубины тоски, унижения и внутреннего омертвения, что в его сердце не находили уже отклика никакие человеческие слова, а до сознания не доходило ничего, кроме невыносимой боли от неминуемой близкой разлуки с Тамарой.
— Встань, — строго повторила царица, — я хочу говорить с тобою!
Юрий сразу пришел в себя, поднялся и тяжело опустился в кресло против Тамары.
— О чем ты хочешь говорить со мною? Разве ты не знаешь, что человек не может перенести больше того, что в его силах?! Бог не требует того от человека, что ты потребовала от меня. Ради любви к тебе я отрекся от всего, будучи не монахом, а царем обширного царства, и стал жить отшельником, не видя никакой отрады в жизни. Скажи, чего ты еще требуешь от меня? Какого нового подвига ждешь от человека, лишив его света и разума?
Юрий говорил очень медленно, точно отрывая от себя каждое слово, и ни разу не посмотрел на царицу. Видимо, он чего-то ждал от нее, внутренне на что-то решался, мучился и боролся, но в то же время ни за что не хотел обнаруживать своей душевной слабости перед царицей и больше всего боялся поддаться пленительному очарованию ее близости. Он сидел, как зачарованный, еле противостоя безумию, которое овладевало им каждый раз, как он видел Тамару, и все его душевные силы были устремлены к тому, чтобы удержаться на высоте и вновь не сделаться пленником своей любви.
Юрий не подозревал, что этой неуступчивостью и внешней холодностью он становился гораздо выше и милее в глазах царицы, которая избегала и чуждалась его исключительно потому, что боялась горячих проявлений его чувств.
— Ты не ошибся! — начала Тамара ласково, но властно. — Я позвала тебя не на радость, а на подвиг. Теперь, когда нам осталось недолго быть вместе, я хотела бы успокоить твою душу и сохранить с тобою мир и дружбу. Поверь мне, так, видно, суждено было нам в жизни, что вместо радости мы принесли друг другу горе. И вот пришло время нам расстаться. Не без горечи признаюсь, что велика моя вина перед тобою за все твои страдания и в прошлом, и в будущем, но иного пути у меня не было. Открываю тебе всю мою душу. Один из вас — или ты, или царевич Сослан — должен уступить место другому. Вспомни, ты обещал быть его защитником, и вот я обращаюсь к тебе как к доблестному витязю… Прошу тебя, исполни мою просьбу! — Тамара остановилась, как бы проверяя, слушает ли ее Юрий, взглянула на него, и впервые после долгого времени взгляды их встретились. Во взгляде Юрия отразилось столько мучительного напряжения, скорби и смертельной боли перед надвигавшейся разлукой, что Тамара невольно склонила голову перед этим невыразимым страданием.