— Я с утра не ел ничего, — признался Гагели, — а твой напиток по своей крепости превосходит все напитки, известные мне. Опасаюсь, что после второй чарки не смогу уйти из твоей кельи и лишусь прежде времени способности управлять своим языком и мыслью.
Улыбка осветила лицо отшельника, настолько ему понравились слова Гагели, бывшие для него лучшей похвалой.
— Не бойся! — добродушно промолвил он. Вторая вернет тебе силы, а третья — разгорячит мысль и утроит твои способности. В этом убежище найдется для тебя место, если ты не обретешь в себе силы возвратиться обратно. А пока не препятствуй мне угостить дорогого гостя и вспомнить о далекой отчизне, по которой неумолчно стонет и болит мое сердце.
Он достал из ящика несколько штук жареной на вертеле дичи, и Гагели, поев, охотно опорожнил вторую чарку, а за ней третью и через некоторое время почувствовал, что хозяин был прав. Напиток возымел обратное действие, вернув ему ясность мысли, свежесть и крепость тела и повышенную возбудимость ко всем впечатлениям.
Дичь, маслины и финики быстро утолили голод Гагели. Усталость с дороги прошла, и, сильно разгорячась хорошим крепким вином, он воспылал неудержимым желанием узнать о жизни отшельника и о причинах, побудивших его навсегда оставить Иверию.
Вероятно, такое же сильное возбуждение испытывал и гостеприимный хозяин, так как глаза его разгорелись, дыхание стало учащенным, движения — более порывистыми, а выражение удовольствия — более громким и частым.
— Давно всевышний не посылал мне такого желанного гостя, как ты, произнес он, когда они выпили, закусили и уже стали бросать друг на друга нетерпеливые взгляды, ожидая, кто первый из них переступит грань осторожности и недоверия и начнет, наконец, беседу дружескую и чистосердечную.
— Ты, верно, хочешь знать, как я попал сюда, почему покинул свое отечество, где я с детства жил в праздности и роскоши, — начал он с сильным душевным волнением, теребя седую бороду, стремясь рассказать Гагели о постигших его скорбях и напастях. — Признаюсь тебе, как перед богом, что страшит меня мысль уйти в тот мир и унести с собой в могилу тайну, которую я таил от всех много лет, опасаясь, как бы она не была обнаружена моими врагами. Но твое нечаянное появление здесь, приятный и дорогой сердцу облик сородича всколыхнул давно забытые воспоминания о родине. Мысли мои стали подобно соколу — то взлетают ввысь, то низвергаются в бездну, и я не обрету более покоя, пока не откроюсь перед тобою и не очищу души моей хотя и поздним, но чистосердечным признанием.