На глазах Гагели произошла удивительная перемена. Липарит выпрямился, глаза его засверкали живостью и огнем, лицо от радостного возбуждения покрылось ярким румянцем, и весь он так преобразился, что нисколько больше не походил на дряхлого старика, проводившего свои последние дни в пещере.
— Ты принес мне жизнь, мертвого оживил. Кто бы ты ни был, как бы высоко или низко ни было твое положение, ты для меня — вестник с неба, принесший мне спасение. Сын мой жив, и ничто в мире больше меня не страшит!
Он обнял Гагели, выражая ему горячую признательность, и просил его провести с ним ночь в пещере, так как от волнения и радости он лишился сна и больше не мог переносить одиночества.
Утром они сердечно простились, довольные и счастливые своим свиданием.
— В следующий раз я приду к тебе не один, а с тем, кто имеет власть и силу даровать тебе прощение и взять с собой в Иверию, — обещал Гагели. — Ты увидишь царевича Сослана.
Липарит посмотрел на него и во взгляде его одновременно отражались удивление, страх и уважение.
— Всего я ожидал в жизни, но никогда не думал, что встречусь с царевичем Сосланом, — задумчиво ответил он. — Да будет благословенно его имя! А теперь дозволь мне на время отлучиться и выполнить просьбу моего сына. Я возьму быстрого коня и, не замедлив, вернусь обратно. Когда-то исмаэлиты звали меня к себе, и Старец с горы обещал меня укрыть от царского гнева. Наверно, ради этой цели они похитили моего сына, ожидая, что я, рано или поздно, явлюсь к ним, чтобы спасти его. Но не слишком ли поздно я узнал об этом!
— Ни слова не говори о нашей встрече и не упоминай имени царевича Сослана, предупредил его Гагели, и они дружески расстались, овеянные воспоминаниями о прошлом и исполненные радостных надежд на будущее.
После этого свидания прошло уже много времени, а Гагели продолжал жить в одиночестве, не получая ни от кого вестей.
Однажды ночью, когда Гагели находился в особо тревожном состоянии и не спал, переписывая богослужебные книги, он услышал вдруг дальнее ржание коней, стук копыт и отдаленные возгласы, гулко разносившиеся в ночной тишине. Он поспешил к воротам монастыря, трепеща от неизвестности, внезапно вспыхнувшей надежды и страха от мысли, что может обмануться в своих ожиданиях.
Светила луна, ночь была тихая и прозрачная. Гагели неподвижно стоял в нише ворот, глядя, как приближались к нему всадники, тихо переговариваясь между собою. Видно было, что кони сильно устали, так как шли медленно, а всадники не ускоряли их бега, спокойно и уверенно направляясь к монастырю.