На Спасов день, как всегда, в столицу прибыли из разных мест Иверии почитатели древней иконы. Узкая кривая улица, прилегавшая к храму, была полна людьми, ожидавшими с одинаковым нетерпением окончания службы и выхода царицы из церкви.
Всем было известно, что молодая повелительница Иверии была очень щедра, любила оделять милостыней всех нуждающихся, не останавливаясь ни перед какими расходами при оказании помощи бедным, особенно вдовам и сиротам. Все были уверены, что по случаю храмового праздника царица отпустила из своей казны большие средства для раздачи неимущим, поэтому скопление народа близ храма все увеличивалось.
В самом храме, переполненном блестящим иверским обществом, молодыми рыцарями, составляющими свиту царицы, вельможами и сановниками, было тесно и душно.
Направо, на возвышении, где находилось царское место, стояла царица Тамара, по левую руку от нее — пожилая женщина, державшаяся с большой гордостью и важностью, как подобало особе царской фамилии. То была Русудан — родная сестра царя Георгия III, воспитательница и наставница Тамары, которая стояла у кормила государственной власти и оказывала большое влияние на свою племянницу. К этим двум женщинам, различным по возрасту и положению, было приковано всеобщее внимание. Мысли присутствующих были заняты не столько торжественным богослужением, сколько наблюдением за каждым движением царицы и выражением лица Русудан, слывшей весьма умной и образованной женщиной, притом отличавшейся большой находчивостью и дальновидностью.
Невдалеке от Русудан стоял мандатурт-ухуцес — министр внутренних дел — Чиабер, державший в руке золотой посох, пожалованный ему царицей в знак милости и особого расположения. Он был невысокого роста, некрасивой наружности, но с очень умными наблюдательными карими глазами. На лице его застыло выражение почтительного внимания ко всем, с кем он разговаривал, были то люди высшего сословия или его подчиненные, и в то же время в глазах его ни на минуту не исчезала подозрительная недоверчивость, с какой он встречал и провожал каждого человека. И теперь, находясь в храме, Чиабер неотступно следил за всеми, ничто не ускользало от его внимания: ни тихое перешептывание витязей, ни частое переглядывание сановников, ни передвижение с одного места на другое именитых князей, из коих одни стремились попасть ближе к алтарю и выказать свою преданность патриарху, другие, напротив, старались быть рядом с царицей и ждали от нее милости и одобрения.
Чиабер поглядывал и на амвон, где часто появлялась внушительная фигура патриарха, бросавшего при каждом своем выходе пристальные взгляды в сторону царицы. Чиабер, привыкший мгновенно угадывать расположение духа патриарха и применяться к его настроению, понял, что этот второй царь Иверии был чем-то сильно раздосадован и расстроен и не мог скрыть своего недовольства. Чиабер знал, что молодая царица стремилась освободиться от неприятной опеки патриарха и даже созывала собор, чтобы низвергнуть его с патриаршьего престола и лишить всех должностей, но попытки ее не увенчались успехом, и влияние Микеля еще больше усилилось среди придворной аристократии.