Он был просто вне себя, на каждом слове плевался слюной, и брызги летели прямо мне в лицо. И что мне было делать? Я стояла на месте, уставившись на него, с таким ощущением, будто я заглянула хищному зверю в самую глотку, во влажную и горячую ее тьму.
— Ты вообще понимаешь, что ведешь себя как буйнопомешанная? Бегаешь тут по округе, ночью с криками выскакиваешь на улицу. Сотрудникам в министерстве, которые по иностранным делам, плетешь какую-то чепуху про самозванца! Да еще у тебя хватило наглости замешать в этот бред бедную безвинную старушку. Ты совершенно себя не контролируешь. Скорее это мне следует вызвать полицию! Откуда мне знать, может, ночью ты проберешься в кухню и возьмешь там самый острый нож. А что? Да, может, это мне следует вызвать полицию! И пусть они с тобой разбираются!
От ярости у меня в глазах потемнело. Наконец-то он это произнес, наконец-то он во всем по-настоящему признался. Вот о чем речь: пусть со мной разбираются! Опять я потянулась за телефоном, попыталась вырвать трубку из рук этого человека. Даже потасовка началась, я старалась выхватить телефон, а он не давал, вцепился в него крепко-накрепко. И я сдалась, отступила, еле держась на ногах.
— Неужели ты в самом деле думаешь, что сможешь от меня избавиться? — переведя дыхание, прохрипел он. — Что ты выгонишь меня отсюда? Так, да?
Я не отвечала, стояла в оцепенении.
— Ты просто психованная! — выкрикнул он. И замер, набирая воздуха в легкие. А затем произнес: — Зара, кто же тебе поверит?.. — Прозвучало это не как вопрос, а как утверждение. И он повторил, на сей раз язвительно, с побагровевшим от ярости лицом: — Кто же тебе поверит?.. Твоему маскараду я и сам не поверил нисколько. Тебе придется заплатить за все, что ты совершила!
И он повернулся, собираясь уйти, а я в полной растерянности смотрела ему вслед. Но вдруг он остановился и опять повернулся ко мне лицом, как мне показалось — очень и очень медленно. Что-то переменилось в его лице, бесследно исчезла ярость, он, похоже, совершенно успокоился. Гневная складка на лбу как будто вмиг разгладилась, рот уже не искажала ненависть, да и все лицо его напоминало гладкую поверхность озера при полном безветрии, ничем не выдавая ни течений, ни водоворотов на глубине. Мне с трудом удалось выдержать его взгляд, он как будто меня испытывал.
Долго, долго стоял он, не шелохнувшись. А потом приказал:
— Вспомни худшее из того, что ты когда-либо сделала.
Время разом остановилось.
И вдруг возникло передо мною нечто… Большое, тяжелое и мрачное.
В темноте я могла различить лишь силуэт, очертаниями напоминающий башню, которая внезапно словно выплыла из темноты.