— Тогда она бы мне позвонила! — сказала я.
— Она и звонила. Но сразу сработал автоответчик. Наверное, сел аккумулятор.
Я почувствовала, как глаза мои сузились до щелок. Не выпуская чужака из поля зрения, нащупала в заднем кармане джинсов мобильник. Левой рукой достала телефон и мельком взглянула на дисплей.
— Зара, мне очень жаль, — сказал чужак. — Я очень обо всем сожалею!
Он шагнул в мою сторону, я невольно отпрянула, но он продолжал наступать, настиг меня и притянул к себе. Стало трудно дышать, я оттолкнула его, сделала шаг назад и оказалась у кухонной стойки, я больше не думала, только действовала, выудила нож из блока, вытянула перед собой, но…
Не понимаю, как он это провернул: движения его неестественно быстры, я и глазом не успела моргнуть, а он уже стоял подле. Схватил меня за запястье, попытался завладеть ножом. Мобильник упал на пол, я изо всех сил сопротивлялась и мне удалось вырваться. Чужак, тяжело пыхтя, отпрыгнул назад. Я не стала медлить ни секунды: размахнулась и наотмашь полоснула его по груди. Он испуганно вскрикнул, попятился назад, рубашка на месте пореза повисла клочьями, сочившаяся из раны кровь пропитала ткань красным. Я зажмурилась. Тоже отступила назад. Чужак прижал руки к ране, но было поздно.
Я все увидела.
И в ту же секунду испытала озарение.
Мир разрушился. И неожиданно мне открылось, что соткан он не из атомов, но из неисчислимых нитей, давным-давно поистрепавшихся. Потянешь за одну из них, и вся действительность начнет распускаться, пока не подкатится к моим ногам эдаким спутанным клубком шерсти.
Нож выпал из моих рук.
Оставалось только одно, что я могла бы сделать, что надо было сделать. Собрав последние силы и последние капли решимости, я снова подошла к чужаку.
Он не отстранился и не занял оборонительную стойку.
Схватив его за рубашку, вернее за то, что от нее осталось, я сорвала ее и — увидела его. Оно было там, под неглубокой раной, которую я нанесла. Оно было там.
Родимое пятно Филиппа.
Я мечтала об этом долгие годы. Снова и снова.
Ночь. Мы стоим друг напротив друга. Мир выметен подчистую, и кроме нас — никого. Адам и Ева. Реки, горы и озера, луга и леса, дороги и поля, фруктовые сады, цирковые шатры и моря — все только для нас. Я не осмеливаюсь повернуться, даже ничего сказать не решаюсь, — боюсь, что чары разрушатся, что кокон, окружающий нас и сдерживающий мир вовне, даст трещину. Я чуть не вздрогнула, когда Филипп поднял руку и нежно, очень нежно коснулся моей щеки. Как будто хотел убедиться, что я тоже настоящая. Я закрыла глаза. Пыталась осознать, что стою здесь, и Филипп гладит меня по щеке. Так, как он делал уже сотни раз. Снова открыла глаза. Чары рассеялись.