Я закрыла глаза. От сердца отлегло и на несколько секунд я забыла обо всем.
— Мириам? — спросила я. — Где он был?
— Да в ванной он сидел, что тут такого!
«Он сидел в ванной», тупо повторила я.
— Тебе разве Филипп не передал? Я ведь ему уже сказала. Зара, с тобой все в порядке? — спросила Мириам. — Ты же знаешь — если я тебе нужна, ты можешь всегда на меня рассчитывать.
— Спасибо, Мириам, — ответила я и положила трубку.
Еще не совсем оправившись от услышанного, я обернулась и увидела его. Он стоял в дверях, как ни в чем не бывало. Филипп. Не тот мужчина из воспоминаний, но мой муж. На семь лет постаревший, за семь лет изменившийся. Я понимала — это он (родимое пятно служило очевидным тому доказательством), и, тем не менее, по-прежнему его не узнавала.
Филипп. Я увидела, как мы, еще совсем юные, стоим посреди людского моря и «Radiohead» играет для нас песню, разгар лета; мы сидим на берегу ночной Эльбы, рука Филиппа утопает в моих мокрых волосах, и губы наши встречаются; мы на пляже, Филипп падает на колени и я изображаю удивление; тучный имитатор Элвиса поет в нашу честь «Love Me Tender»; а еще я вижу Филиппа, его лицо, когда говорю ему, что опять беременна и что на этот раз все получится, я вижу, как он проверяет сумку, собранную для больницы, камеры и аккумуляторы как будто на целую группу, вижу, как держит на руках Лео; как мы ссоримся и как миримся и…
Передо мной — чужак.
Передо мной — мой муж.
Ночь.
Прошлого больше нет, и нет будущего.
Только мы.
И этот момент.
Нужно что-то сказать, непременно, но слова не приходили, повсюду кровь, и боль, и чувство вины, и мертвые шмели ковром.
— Я тебя не узнала, — молвила я, когда почувствовала, что способность речи вернулась, и голос показался мне по-старушечьи сиплым.
Я не представляла, что еще добавить.
Героически подыскивала слова.
— Позабыла, — призналась я.
— Я знаю.
Мы смотрели друг на друга, но не узнавали.
Однажды, подумала я, злобный тролль изготовил зеркало, в котором все красивое искривлялось до неузнаваемости, а в то же время все дурное, отражаясь в нем, становилось еще хуже — таково уж было его свойство. Но в один прекрасный день зеркало разбилось вдребезги и понаделало множество бед. Потому что осколки его разлетелись по белу свету, и кому попадет такой осколок в глаз, тот видит все навыворот и замечает в любой вещи только дурное. А некоторым людям осколки заколдованного зеркала попадали прямо в сердце, и тогда сердце у них замерзало, превращаясь в кусок льда.
Я размышляла о героях «Снежной королевы», которая так нравилась Лео. О Кае, в чьем сердце застрял такой вот осколок, после чего оно превратилось в лед, о другой льдинке, поразившей глаз, после чего он не узнавал даже любимую сестру Герду. О Герде, которая искала Кая и прошла ради него полмира. А когда в конце концов его встретила, тот остался холоден как лед и отвернулся от сестры.