В голове — сплошь вопросы, вопросы… Чего он хочет от меня? Что он задумал? Зачем он делает то, что делает? Но намного важнее всего этого другое: как ему удалось обмануть представителей всех учреждений? Откуда он столько знает о Филиппе? И вновь я мысленно возвращалась к вопросу о том, каким образом этот человек мог согласиться на генный тест. Ведь не может же быть…
Мне удалось подавить гнев и смятение, я заставила себя успокоиться и мыслить логично, оценивая проблему как бы со стороны.
Итак, незнакомец согласился на генный тест.
Первое. Это делает его позицию — по крайней мере, в глазах Барбары Петри — весьма правдоподобной.
Второе. До того как будут готовы результаты данного теста, несомненно пройдет несколько дней.
Третье. Что бы ни замыслил этот самозванец, рассчитывать на долгий срок он не может. Сколь бы ловко ни ухитрялся он действовать сейчас, рано или поздно его ждет разоблачение. Не позднее, чем будут готовы результаты генного теста.
Четвертое. Самозванец не испугался генного теста, который через несколько дней приведет к его разоблачению. Значит, ему нужно меньше времени, чем эти несколько дней, чтобы осуществить свой план.
Но в чем же состоит этот его проклятый план? Как вписываюсь в этот план я сама? А к чему этот телефонный террор? Доконать меня пытается, так?
Со мной это не пройдет.
Поднявшись по лесенке, я открыла люк, ведущий на чердак. Пахнуло застоявшимся, нагретым за прошедшие летние деньки воздухом. Я как будто пересекла невидимую границу. Пыль щекотала ноздри. Уже и не вспомнить, когда я в последний раз бывала на чердаке, я всегда старалась избегать этого помещения, где прошлое хранится в виде вещей и предметов. А я прошлым не интересуюсь, не принадлежу я к тем людям, которые ведут дневники, наслаждаются фотографиями десятилетней давности или у врача за большие деньги раскладывают по полочкам свое раннее детство — всего этого я никогда не понимала. Дневник я вела в подростковом возрасте, но он запропастился куда-то, да я, наверное, и не смогла бы узнать себя в той девочке, какой тогда была. А если мне попадаются старые мои фотографии, то я вижу на них чуть ли не призрака, существо, которого теперь уж нет.
Никогда я не пойму тех людей, что пытаются спастись бегством в прошлое — будь то историческое, будь то личное. Прошлое невозможно измерить, и это меня смущает, а к будущему я отношусь с глубочайшим недоверием. Настоящее — вот чем я обладаю, настоящее — это всегда.
Чердак завален старыми картонками, сохранившимися с переезда, и всяким барахлом, за последние годы оказавшимся мне ненужным, только выкинуть я все это не могла — главным образом потому, что связано оно не с моими воспоминаниями, а с Филипповыми. Наследство, доставшееся Филиппу после смерти отца. Доска для серфинга. Еще какое-то спортивное снаряжение. Акустическая гитара. Настольный футбол. Сопя и чихая, я открыла наугад первую попавшуюся коробку. Детские вещи Лео.