Я погрустнела. Савву Кузьмича мне было жалко.
— Каторжанин? — переспросил Крестовский с недоверием.
— Да нет, просто беглый актер, он от кредиторов у нас скрывался. А натура у него была широкая, артистическая, вот и решил на курсах подработать, легенду себе сочинил, бумаги нарисовал, какие потребовалось. Когда все открылось, нас, курсистов, сам губернатор просил скандал из этого дела не раздувать. Мы посоветовались с парнями и решили, что никому рассказывать про сей конфуз не будем. Нам всем начать работу хотелось, а не сызнова курсы посещать. Нам на остаток времени поставили настоящего секунд-майора, человека от сыска далекого, зато въедливого очень. Он больше половины наших на выпускном экзамене зарубил, потому что законы спрашивал добуквенно, а мало кто успел их за это время так подробно изучить.
— Только вы?
— У меня память такая. Ежели на что-то внимательно посмотрю, действительно внимательно, то до последней закорючки потом смогу воспроизвести.
— Понятно. А вы полны сюрпризов, Попович. Ну хотя бы я раскрыл истоки вашей нелепой страсти к переодеваниям.
Я обиделась. Вот ведь супостат, я ему тут про жизнь свою душу выворачиваю, а он «нелепая страсть»! Сами вы, ваше высокородие, нелепая страсть. Моя… нелепая…
Я тряхнула головой, мысли пошли в совсем уж ненужном направлении.
Крестовский моего состояния не понял.
— Я тоже занимался джиу-джитсу, — сообщил он с тем самым мальчишеским предвкушением. — Через пару дней мы с вами, Попович, сможем устроить небольшое состязание.
— Чего? — охнула я.
— Ну я же вам уже говорил!
Когда? Когда он мне об этом говорил? Когда физическими расправами угрожал? Так он тогда тренировочный бой имел в виду, а не порку в людном месте мочеными розгами? А Гелечка-то себе уже напридумывала всякого, и даже не совсем приличного иногда.
— Не думаю, что вас впечатлят мои навыки.
— То же самое я могу сказать о своих, — широко улыбнулось начальство. — Что ж, думаю, в кабинете уже проветрилось, можно возвращаться к работе.
Крестовский пошел к себе, на пороге обернулся, еще раз внимательно меня оглядев. Видимо, прикидывал, какой подсечкой меня через несколько дней на ковер отправит.
Глава шестая
В коей четверг никак не хочет заканчиваться, а пятница ничего, кроме неприятностей, не приносит
Когда о каком деле сумневаешься, то не говори того за подлинную правду, но или весьма умоляй, или объяви за сумнителъно, дабы после, когда инако окажется, тебе не причтено было в вину…
Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению…
Семен явился на встречу заранее, — зная, как его покровитель сверхпунктуален, он не хотел омрачить общение даже полуминутным опозданием. Каждый раз они встречались в разных местах, назначенных Юлием Францевичем, и от статского советника требовалось лишь неукоснительно придерживаться переданных запиской или тайным письмом инструкций. Покровитель Семена Аристарховича вращался в таких высоких кругах, можно сказать высочайших, что ему приходилось лавировать меж массою правительственных группировок, опасаясь шпионов как его величества, так и иных царедворцев. Юлий Францевич Брют выходил из ситуаций с блеском, умудряясь не попасть в зависимость ни от одной из заинтересованных сторон и являясь вот уже второй десяток лет бессменным главным чиновником империи, единственным и неповторимым канцлером берендийского престола.