— Не благодари, — донеслась до меня фраза пожилого. — А вот и наш экзотический цветочек.
Тут я узнала второго мужчину и натурально онемела. Семен Аристархович повернул голову, наши взгляды встретились, знакомая мне жаркая истома пробежала по спине.
«Это же шеф! — лихорадочно думала я, чтоб отвлечься от неуместных ощущений. — Я хотела его видеть. Все одно к одному. Это судьба меня заставила не в ту сторону свернуть, чтоб я шефа увидела, чтоб все ему рассказала, чтоб…»
Служебные мысли помогали мало, потому что начальство схватило меня за плечо. От прикосновения мне еще чуточку поплохело.
Думай, Геля! Не стало бы его высокородие тебя просто так за конечности хватать! Он твое внимание привлечь хочет, чтоб молчала, чтоб личность свою не раскрыла. Думай! Наверное, у шефа здесь встреча с информатором.
Тем временем — а прошло секунды три, не больше — начальство склонилось ко мне и велело:
— Не пищите, Попович, это надо для дела.
Не то чтобы я раньше не целовалась… Бывало. На заре туманной юности, до того, как я суфражистские взгляды на себя примерила и решила, что без мужчин жизнь устраивать правильней, и кавалер у меня был страстно-трепетный, и поцелуй под звездным небом Вольска — да, один, но ведь был! Только вот до сего момента я и не подозревала, что можно целовать вот так — открытым ртом, будто ставя огненные печати, вторгаясь внутрь.
Крестовский толкнул мною дверь, мы ввалились в комнату, не прерывая поцелуя. Нога моя запуталась за что-то, возможно край ковра, я покачнулась, но он перехватил меня за спину, развернул, прижал к стене. Его руки и губы не останавливались ни на секунду, я тяжело дышала. Где-то в уголке сознания скукожилась мыслишка, что если мы сейчас не остановимся, на одну невинную девицу в Мокошь-граде станет сегодня меньше. Но мне, если честно, было все равно.
Я запустила пальцы в рыжую львиную гриву и тихонько застонала от удовольствия. Видимо, мой едва слышный стон сработал выключателем. А скорее, то, что дверь по левую руку от меня замерцала зеленым светом и распахнулась. Крестовский отстранился, я придержалась руками за стену, чтоб не сползти по ней. На пороге воздвиглась барышня примерно моих лет, в отчаянно-рыжих локонах под черной шляпкой и чиновничьем мундире такого вида, коего мне раньше видеть не приходилось. Черная юбка с разрезами по бокам, такими длинными, что виднелись подвязки шелковых чулок, плотно облегала бедра, приталенный сюртук, расстегнутый на четыре, не меньше, верхние пуговки, позволял любоваться кружевом лифа и даже, если напрячь зрение, лентами корсета незнакомки. Богатству зрелища способствовало также и отсутствие под сюртуком блузки.