Я вышла на улицу, перехватила поудобнее баул с запасной одеждой, поправила шляпку, очки, ремень самописного чехла и поняла, что изжарюсь заживо, не сходя с этого места. Душная жара накрыла Мокошь-град плотной периной, даже дышалось с трудом, как в натопленной бане. Солнце жарило на тропический манер, поэтому я передвигалась зигзагами — от тенечка к тенечку, сокрушаясь абсолютной непродуваемости суконного мундира. На восьмом зигзаге я заметила слежку, на девятом в ней убедилась. Меня… кхм… пасли, если употреблять терминологию неофициальную, но часто используемую моим учителем Саввой Кузьмичом, вбивавшим основы слежки Вольским курсистам.
Вели меня двое — рябой хромоножка в потертом котелке и парень, по виду мастеровой, в картузе, льняной рубахе и сапогах бутылками. Я вздохнула, прикинула, что геройствовать по эдакой жаре — дело глупое, и юркнула в переулок, сразу же отскочив к стене и развернувшись. Через двадцать секунд появился хромоножка. Я бросила под ноги баул и стала в стойку, перекинув самописец за спину. А колечко-то я снять позабыла. Неладно это. Ну то есть для шпика моего неладно. Потому что после резкого точечного удара на лице преследователя отпечаталась аккуратненькая буква «ять».
— Чего деретесь, ваш бродь?
Сдачи он мне дать даже не попытался, отчего я немало смутилась.
— Следишь за мной зачем?
— По указанию начальства, — ответил шпик и потер щеку.
Его напарник сунулся было к нам, но, увидев, к чему дело движется, замялся, замахал руками издали.
— Кто приказал?
За вторым шпиком я приглядывала вполглаза, убедившись, что нападать он не намерен.
— Эльдар Давидович велел смотреть, чтоб с вами ничего не приключилось.
«Знаю, что место плохое… своих людей поставь», — или как-то так говорил Мамаеву Крестовский в том подслушанном мною разговоре.
Я смутилась еще больше. Чего я вообще засады секретные устраивать принялась? Людная же улица, опасности никакой не было. Ну идет кто-то и идет!
— Простите, обозналась!
Я подхватила с земли упавший во время нашей полудраки котелок, отряхнула его и надела на голову пострадавшему.
— Приношу свои глубочайшие извинения.
Мы вышли из переулка вдвоем, я кивнула парню-мастеровому со всей возможной приветливостью и, чтоб хоть как-то загладить свою вину, пригласила обоих служак:
— Давайте я вас хотя бы сельтерской водой угощу. Жарко. И работа у вас… нервная.
Оба согласились.
Я кликнула уличного водоноса и заплатила за напитки.
— Вы и ночью меня охраняли?
— А то, — ответил тот, что в котелке. Его звали Пашка, и было заметно, что и костюм-тройка, и котелок доставляют ему изрядное неудобство. — Можно сказать, беду от вас, ваш бродь, отвели.