Но не теперь.
Мой отец сказал:
— Хочешь поговорить об этом?
— Мы уже говорим об этом.
Моя мать стрельнула в отца взглядом, говорящим, что это очевидно.
— Что насчет Рождества? — спросила я. Это был глупый вопрос. Детский вопрос. Я немедленно разозлилась на себя за то, что задала его. — Не обращайте внимания. Я сама ответила на свой вопрос.
Моя мать сказала:
— Ох дорогая, я не знаю. До этого еще несколько месяцев, — что заставило меня задуматься, произнесла ли я вообще «не обращайте внимания» вслух. Я была вполне уверена, что помнила процесс формирования слов.
Я задумалась, должна ли я извлечь свое хорошее настроение для достойного погребения, или же просто оставить его здесь, в Доме Разрушения.
На моей матери не было ее обручального кольца. Я заметила это только сейчас. На отце тоже. Мне хотелось рассмеяться. Действительно отвратительным и холодным смехом. Вместо этого я усмехнулась. Моему лицу нужно было изобразить хоть что-то.
— Что тебе нужно от нас? — спросила моя мать. Она сказала это ритмичным голосом, что значило, что она использовала голос, которым говорила со своим терапевтом, доктором Кэрротноуз, чтобы спросить меня об этом. Развод-в-цифрах.
— Ваши генетические материалы, — ответила я. Моя кожа как будто гудела. — И у меня уже это есть. Так что спасибо. Поздравляю со скорым расставанием. Ну, официально. Я ушла.
— Это неприемлемо, — объявил мой отец. Он был прав, но не оставалось ничего, кроме как принять это.
— Изабел… — сказала моя мать, но я уже ушла.
Глава 29
КОУЛ •
В тот день акустическая версия «Пробела» прокладывала свой путь через Интернет, как и мы прокладывали свой путь через «Воздушные Поцелуи» — трек, который я решил попробовать записать в этот раз. Мне пришлось переделывать текст на месте — он, в любом случае, лучше звучал с женским вокалом, но некоторые отрывки подразумевали меня, когда я писал это, и я не хотел слышать, как Магдален поет об Изабел, даже если об этом было известно только мне одному. Когда остальные прервались на ланч, я сидел, надев наушники, воткнутые в Корг>[31], и писал совершенно новый мост. Я записывал и перезаписывал пульсирующее сердцебиение своего синтезатора. Я заставил Лейлу записывать, перезаписывать и перезаписывать ее барабанную партию, что она сделала без жалоб или восторга. Джереми молча наблюдал первые несколько часов, а во время четвертого написал басовый риф, который заставил нас всех заткнуться. После этого Магдален ворвалась в кабинку и, лаская микрофон, записала вокальную партию, которая заставила нас всех зашуметь.